- Милые мои! Как же замечательно, что мы дома! – Мария Тимофеевна даже глаза завела от удовольствия, отпивая кофе из изящной чашечки. – Ни за что с места не тронусь в ближайшее…, - она запнулась, поймав на себе строгий взгляд дочери. – Что ты, Аннушка?
- Мама, что значит - ни за что? - вопросила Анна, выпрямляясь на своем стуле и обводя родных суровым взором. Сидящий во главе стола Виктор Иванович только вздохнул и тряхнул газетой, что читал за завтраком.

- А вы, дорогой папа, пожалуйста, не вздыхайте. И будьте добры отложить газету, я должна с вами очень серьёзно поговорить.
Тон дочери не сулил ничего хорошего, газета немедля была свёрнута, мама нервно звякнула чашечкой о блюдце.
- А ч-что такое? – переспросила она. – Что-то случилось?
- То есть как – что случилось? – изумилась Анна. – А Кисловодск?! Вы же мне пообещали, что по возвращению начнёте собираться в поездку на воды. Но время идёт. И что я сегодня слышу? Дорогие мои, более я не приму никаких отговорок. Требую слушаться меня как врача и не перечить. Я несу за вас ответственность!

- Но…, - Мария Тимофеевна переглянулась с мужем, - мы думали…
- Довольно думать, теперь пришло время действовать. Я нынче попрошу Александра Францевича связаться с тем профессором, о котором ты, мамочка, говорила. Так что приступай к сборам. Вы, папа, распорядитесь по поводу билетов. Никаких отговорок и задержек более! Час настал.
- Анна, - поморщился Виктор Иванович, - ты несколько …эм-м, излишне напориста. Что за спешка, ей-богу! Я чувствую себя весьма бодрым и совершенно здоровым. И в конторе много дел опять же.

Анна отложила салфетку и повернулась к матери:
- А ты что скажешь, мама? Мы так и будем закрывать глаза на очевидные вещи?
Мама чуть повела головой, увенчанной кружевным чепцом:
- А знаешь, Аннушка, ты, пожалуй, права. Виктор, я думаю, мы должны ехать. Да! Решено, - воскликнула она с воодушевлением.
Виктор Иванович только молча переводил взгляд с одной амазонки на другую, в которой сейчас столь явственно проступили фамильные черты воительницы. Потом вздохнул и нехотя кивнул:
- Уговорили. Нынче распоряжусь по поводу билетов.

Анна удовлетворённо кивнула и, поднявшись, спросила:
-  Подвезёте меня в больницу?
- Конечно, дитя моё, - кивнул отец, подождал, пока она выйдет, и развернулся к жене. – Маша! Мы что же, вот так уедем? Ты же понимаешь, чем это может обернуться. Нет, я уверен: Штольман себе не позволит лишнего, но наша дочь, как мы только что убедились, может добиваться всего, что пожелает.   
- Милый мой, - изогнула брови Мария Тимофеевна, поднося кофейную чашечку к губам, на которых заиграла тонкая лукавая улыбка. – Доверься мне, я всё устрою.

***

В участке с утра дым стоял коромыслом. Во-первых, доставили задержанную на постоялом дворе Лизу, беглую горничную Филимоновых. Вид у той был настолько живописный, что Коробейников только крякнул. Лиза при задержании изо всех сил сопротивлялась полицейским, визжала, царапалась и дралась. Через всю щёку красовалась роскошная царапина. Платье на плече было разорвано, из расхристанной прически свисал клок волос. Причем городовые, что задерживали её, клялись и божились, что физическую силу не применяли: всё ж таки барышня, хоть и преступница. На допросе вела себя нахально и вызывающе.

В процессе долгой и сумбурной беседы, сопровождаемой истерическими выкриками, рыданием, заламыванием рук и прочей театральщиной, выяснилось, что ждала она на постоялом дворе того самого Гришку – нового лакея. Бежать они решили. Лиза давно уже подсмотрела у хозяйки сережки и перед побегом наведалась в комнату, где они находились. Сережки, к счастью, лежали просто в шкатулочке на туалетном столике. Лиза схватила их быстро и - шасть за дверь. Да вот незадача, наткнулась в коридоре на Анну Викторовну и мальчонку этого - Кольку.  А поскольку имела привычку подслушивать под дверями, как допрашивали всех гостей, то уже знала, что во время убийства Надежды этот Колька был во флигеле. Ну и крикнула, что первое в голову пришло, дескать, Колька и есть убивец, только бы в суматохе сбежать поскорее.

Вот и сидела она на этом проклятом постоялом дворе, а Гришка всё никак не приходил. У неё уж провизия к концу подошла, вот она и выскочила на минутку на рынок за сайкой и молоком. А тут наскочили городовые да давай хватать. И что она сделала-то такого, просто сбежать решила с любимым! Да и серёжки эти, подумаешь! Вон у хозяйки сколько драгоценностей - целый ящик, а она только малюсенькие сережечки взяла. Что такого-то? Она за свою работу заслужила! Да и решила - пусть память о хозяйке будет. Лиза врала вдохновенно, сама веря в то, что говорила сейчас.

В конце концов Антону Андреевичу надоел весь этот цирк в исполнении Лизы, и он рявкнул, что пусть не прикидывается невинной овечкой. Хозяйку дорогую она ограбила, это так называется. Что же касается побега: любимый её - убийца Надежды, и Лиза не могла этого не знать. А не пришел к ней в условленное место потому, что лежит бездыханным в морге.

С Лизой немедленно произошла разительная метаморфоза: она сразу съёжилась, посерела, утратив весь свой пыл. Только помертвелыми губами спросила, как он умер. Коробейников только буркнул в ответ, что тот с крыши свалился. Лиза же голову опустила и прошептала, что всё расскажет. Что уж теперь? Всё кончено...

Когда её увели, Коробейников подошёл к окну и стоял какое-то время, преисполненный самых противоречивых чувств. Вроде и воровка, но так искренно опечалилась из-за смерти своего дружка, будь он трижды негодяй и убийца. Да и рассказала после всё без утайки. Он потёр лицо ладонями в раздражении: вот никак не избавится он от этой сердобольности. Хоть и всеми силами старается быть жёстким, суровым. Но нет, не получается. Хорошо, хоть не показывает никому теперь, внутри свои переживания держит. Мысли перескочили на Штольмана. Тот вроде бы был таким, каким хотелось стать и Антону, хотя...

Не так уж и суров его начальник. Случалось ведь, что Яков Платонович дела закрывал, руководствуясь в первую очередь справедливостью и защитой близких. Взять того же поручика Шумского... Так что при внешней суровости Штольман имел доброе сердце, хоть и не показывал этого.

Сзади скрипнула дверь, и на пороге возник тот, о ком сейчас размышлял Антон. Сунул трость в стойку, повесил котелок на рогатку и недовольным тоном  проворчал:
- Доброе утро, Антон Андреич, что тут у вас? Горничную, говорят, задержали? А Филимонова допросили уже? Или предаетесь фантазиям?

Всё же доброе сердце начальника скрыто очень, очень глубоко, вздохнул про себя Коробейников. Хотя... после нынешней аудиенции у городского главы вряд ли кто-то был бы благодушен. А уж тем более его суровый начальник.

***

- Анна Викторовна, голубушка, выглядите вы просто прекрасно, - такими словами встретил её доктор Милц, когда она переступила порог его кабинета. – Хотя отдых ваш, конечно, и был омрачён, - продолжил он со вздохом. – Преступления просто ходят за вами по пятам.

Анна легко улыбнулась, а сама припомнила тут же, что ровно те же слова когда-то ей сказал её возлюбленный сыщик. Да ещё и Аней назвал, отчего у ней будто крылья выросли за спиной. Летела она тогда на этих самых крыльях домой, а там её уж поджидало: князь посватался. Вот уж сюрприз! Она тряхнула головой, не желая вспоминать давно ушедшего неприятного человека, который в последний свой визит уж так пошутил, прикинувшись Яковом, что она впервые пожалела о невозможности причинить физические увечья духу.

- Как вы тут без меня, справляетесь? – лукаво спросила, кладя на стол сверток с домашними булочками, что ей положила нынче кухарка по её просьбе.
- Да как без вас справишься! - всплеснул доктор руками. – Ежели бы не Иван Иваныч, тяжеленько пришлось бы. – Александр Францевич понизил голос. – Вроде есть слух, что к нам нового врача пришлют. Не зря я столько писал прошений. Так что и Ивану полегче будет, да и вы не будете так заняты. Вот, отдохнули, и глаза сияют. 

Анна лишь кивнула и перевела разговор на другое:
- Доктор, я вот что хотела спросить. Мама сказала, что у вас есть знакомый врач, который занимается болезнями сердца.
- Да, имеется. Речь вы ведете, я так понимаю, о батюшке вашем, Викторе Ивановиче? – понимающе кивнул Милц.
- Да. Я настояла, - и мама со мной согласна, - на том, что им стоит съездить на воды. Я тревожусь за его здоровье, - со вздохом поделилась Анна. – Работает он много, да и немало огорчений выпало на его долю за последнее время. Даже вот эта страшная история, с Филимоновым. Он очень близко к сердцу принял её. Отказал ведь Сергею Евграфычу в защите, а потом переживал, я же видела.

- Как не переживать…, - сочувственно кивнул доктор, потом встрепенулся, пытаясь перейти с печальной темы на более насущные вопросы. – Идея с курортом, на мой взгляд, замечательная! Это именно то, что надо вашему папеньке сейчас – сменить обстановку. Так что я непременно телефонирую моему старому знакомому. Это доктор Александр Александрович Виноградский. Он давно занимается этой темой, не исключено, что даже рано или поздно систематизирует свои исследования в один труд. А теперь трудится как раз там, в Кисловодске. Буду очень рад помочь.
- Спасибо вам, Александр Францевич, - от души сказала Анна. – А теперь попрощаюсь. Не забудьте про булочки, пока тёплые!

***

Извозчика Анна решила не брать и медленно шла вдоль улицы, погружённая в размышления о предстоящем отъезде родителей. Подумать было о чем. Нет, разумеется, она не собиралась слишком уж пренебрегать приличиями, но принимать Якова Платоновича у себя ей никто не запретит! По крайней мере, она позаботится о его питании, а то он так беспечен. И пообедать забывает, и поужинать. А уж кухарка по её просьбе расстарается на славу.

В голове нарисовались милые картины их совместных вечеров, когда не надо ни от кого скрываться, а можно просто говорить – обо всём на свете. Хотя Яков Платонович и не большой любитель разговоров, этого не отнять. Но ей будет довольно лишь смотреть на него, осознавать, что он рядом.

Она так погрузилась в свои мечты, что сильно вздрогнула от прозвучавшего за спиной возгласа:
- Анна Викторовна!
Она обернулась – к ней подходил Андрей Панкратов, молодой человек, с которым она познакомилась у Филимоновых.
- Вы помните меня? – спросил он, чуть запыхавшись.
- Ну, конечно я вас помню, Андрей Юрьевич, - улыбнулась она в ответ. – Как поживаете?
- Я …у меня все в порядке, а вот… Софья, Софья Казимировна… Вы вроде бы были к ней добры, и я дерзнул обратиться к вам.

- Я слушаю, - подбодрила Анна молодого человека, который в волнении подыскивал слова.
- Я… мне кажется, она в беде. Я просто… я пришел просить её руки у… Эмилии Карловны, но мне отказали. Причем так резко и невежливо. Раньше я… мне всегда были рады у Потоцких, я бывал у них словно у себя дома. Но вот всё поменялось. Меня обвинили в том, что  я… якобы поступил неблагородно, морочил голову Елене Адамовне, а потом..., - Панкратов сбился, Анна видела, что ему нелегко говорить с малознакомым человеком, но, похоже, у него не было выбора. Он собрался с духом и закончил. – Так что отныне видеть меня у них не желают, Софью замуж за меня не отдадут. Я… в полной растерянности.

- Постойте, а что Софья? – нахмурилась Анна. – Вы её видели? Вышла она к вам?
- Вот здесь и начинается самое… непонятное, - с тревогой продолжал Панкратов. – Я тогда потребовал позвать Софью. Мне заявили, что она не принимает и чтобы я приходил завтра. Хорошо, я пришёл на следующий день. Мне с порога сообщили, что Софья больна. Я, конечно, в волнении объявил, что не верю ни единому слову, и что обращусь в полицию. Графиня Потоцкая немедленно указала мне на дверь. 
- Подождите, Андрей Юрьевич, - мягко остановила его Анна. – Мне кажется, вы горячитесь. Нет, я очень хорошо понимаю ваши чувства. Но даже если вы пойдете в полицию, не уверена, что они примут ваши слова к сведению и придут с обыском к графине. Вы… вам стоит немного подождать. В семействе графини успокоятся, и, возможно, всё разрешится наилучшим образом. 

- О, вы не видели Эмилию Карловну, - покачал головой Панкратов. – Я… я и не предполагал, что в ней может быть столько… злобы и ненависти. Я опасаюсь, что на Софью может вылиться её гнев, и та… Она такая …нежная и деликатная девушка. Я…
- Знаете, как мы поступим? – в задумчивости проговорила Анна. – Я нанесу им визит и поговорю с Софьей. А там уж мы решим, что вам делать дальше.
- Вы… вы сделаете это? – воскликнул Андрей Юрьевич.
- Отчего же нет? – улыбнулась Анна. - Мне и самой будет приятно возобновить знакомство. Мне Софья очень понравилась.

- Но если вы навестите её, могу ли я обратиться к вам с нескромной просьбой стать моим …почтальоном? - смущенно начал он. -  Или это будет слишком дерзко?
- Это будет замечательно, - ответила Анна, потом, оглянувшись, сказала. – Давайте-ка, мы зайдем вот в это кафе. Я выпью чаю, а вы пока напишете послание вашей даме сердца.
- Анна Викторовна, вы… добрый ангел! – воскликнул Панкратов. – Позвольте предложить вам руку.
Они прошли в небольшое уличное кафе и расположились за столиком у невысокой живой изгороди. Анна попросила принести чаю, Андрей Юрьевич на вопрос официанта кивнул, соглашаясь на чай, но, похоже, ему было всё равно, что пить. Он немедля приступил к делу, выудив из внутреннего кармана небольшой блокнот и карандаш.

Птицы пели, солнце светило, Анна наслаждалась теплой погодой и ароматом свежезаваренного чая. Сидящий напротив неё Панкратов вздыхал уже над пятым листком. Четыре других были безжалостно изорваны и покоились на дне кармана его сюртука, куда он их нервно затолкал.

Кажется, на этот раз у него что-то начало получаться, и Анна, боясь смутить и сбить его настрой, отвернулась и ...едва не поперхнулась чаем. Через низкую изгородь, покрытую нежной вуалькой распустившейся зелени, на неё смотрел Яков Платонович Штольман собственной персоной.
       
Следующая глава          Содержание