Дорогие читатели - любители РЗВ!
Что сказать... Неникогда не отпускал меня "Чертознай". Колдовство, как оно есть. Вот и этот, в некотором роде экспериментальный текст "по мотивам" я начала три с лишним года назад.
Написала три или четыре главы и засунула в долгий ящик. Два года спустя написала остальные - и снова в тот же ящик. Теперб уже думаю, что надолго.
Не думаю, что хватит меня сил и вдохновения текст закончить. Долгостроев скопилось уже на пятилетку, а сил все меньше. Но держать более в столе не хочу. Может, кого-то мой эксперимент порадует.
   
* * *
Батюшка мой и полгода вдовцом не проходил. Как Успенье прошло, так и повенчались они с теткой Аграфеной. Сама-то Аграфена уже лет пять, как вдовела, ей пристало, а батюшка… Батюшке разве кто чего в глаза скажет? Да и все село знало, что Фёдор Григорьев уже который год живет бобылём при живой жене. Матушка моя долго хворала; как померла, так все только и твердили хором: «отмучилась, бедная душа» да «на Пасху помереть – прямиком в рай пойти».
Может оно и так.
А батюшка Аграфену в дом наш привел и сказал: вот, мол, Клавдия, тебе да малым братишке да сестренкам новая маменька. Любите и почитайте.
Я-то уже девкой взрослой считалась, а малыши, понятное дело, забоялись. Ну, как же – мачеха. Своих детей у тетки Аграфены нет, а какие еще порядки заведет? Но Аграфена, хоть с виду и суровая, к малым оказалась ласкова. И двух недель не прошло, как младший братец-несмышлёныш её матушкой называть принялся, да и обе сестрицы дичиться перестали, к Аграфене потянулись. Казалось – живи, Клашка, да жизни радуйся; тётка возрастная в дом явилась, все хозяйство на себя взяла, ты на гулянки хоть походишь – а вот не сложилось. Из-за хозяйства как раз.
При хворой матушке-покойнице я, почитай, за старшую в доме была – и кухня на мне, и прочта. Хоть и тяжко, а все сама себе хозяйка. А тут тётка Аграфена. Знамо дело, двум стряпухам у одного горшка не ужиться – потолклись мы эдак с месяцок, друг на дружку зверея, а потом она мне прямо и говорит:
- Не выйдет у нас, Клаша, у одной печки шуровать. Да девка ты уже взрослая, хозяевать приучена. Так за чем же дело стало? Пора бы тебе из отцовского дома выбираться. А о малышне я уж позабочусь.
Я так на месте столбом и застыла. И только норов свой бойкий, что не давал мне новой отцовой жене подчиниться, не переча, раз двадцать про себя прокляла. Аграфену ведь понять можно, она мне слово, а я ей два. Для того ли за батюшку замуж шла? Теперь что еще удумает. А батюшка её сторону примет, тут и гадать нечего.
А Аграфена и продолжает:
- Самое время тебе замуж собираться. Да ты не бойся, тут мы с батюшкой тебя не обидим. И приданое дадим, и скотину выделим: тёлка вон подросла уже, а коз хоть половину всех забирай. За голытьбу какую не отдадим, будь спокойна. Ну, только ежели кто уже на сердце есть?
Смотрит хитро. Я лишь головой покачала - а в голове той пусто, как сухим летом в мелкой луже. А откуда там какой мыслишке быть, коли о парнях я и не задумывалась? Аграфена вроде как обрадовалась.
- Ну, коли нет сердечного дружка, так тем и проще. Ты молодая, коли парень хороший будет, так и мужа быстро полюбишь. Вот, например, Петр Голохвостиков… - сказала и тут же сама нахмурилась: – Да нет, Голохвостиков на всех праздниках в бутылку больно пристально глядит. Пойдет, чую, по кабакам, как мой Андрей-покойник. Не надо нам такого! Пахом Метелин – вот за кого пойдешь!
Тут я и вовсе обмерла. Каким чудом на ногах удержалась – Бог весть! Пахом Метелин!..
И то сказать - первый жених на селе… Старики Метелины померли уже, хозяйство старшему брату перешло, но он еще когда на все село заявил: как Пахом женится, он тут же долю ему полностью отдаст. А отдавать было чего: земли клин хороший, скотины полный двор, лошадей табунок держали - в ямщиках оба ходили, братья-то. Самому Пахому чуть за двадцать было, собою видный, не пил, не гулял… Какая другая девка от счастья бы прыгала, что её за такого парня прочат, а у меня внутри прямо так все и отнялось.
Стояла, а сказать что - не знала. Молвишь – не мил Пахом, так Аграфена посмеётся только. Дуришь, скажет, девка. Да повторит, что раз никто не мил, так с оно с любым стерпится и слюбится. Хорошо, если только посмеётся, а то еще всерьёз осерчает? И батюшка вслед за ней. Без батюшкиного дозволения ведь не стала бы мачеха со мной такие разговоры вести. Видать, и ему наши ссоры поднадоели. Батюшка всегда на расправы был скор, кнута-то не хочется… Ой, язык мой, довел ты меня до беды, до болотного окошка!
Довёл – а теперь ровно отнялся. А что сказать? Про Русалий-то Крест я и попу на исповеди не признавалась.
Было у нас, в верстах в трёх от села, у Казанки, местечко одно, вроде заводи. Берега неровные, ивняком да камышом поросли - словно бы крест из воды обозначился. А еще в селе болтали, что давным-давно утопилась там девушка молодая из соседней деревни. Не то из-за недуги сердечной, не то грех грехом прикрывала, оттого и не упокоиться ей никак. Не лежится утопленнице на дне, стала русалкой, мавкой – и многие то видели. И название у заводи пошло – Русалий Крест. А еще девчонки в селе шептались, будто весной да летом ходят на тот Крест парни да мужики молодые – с русалкой побаловаться.
За иных не скажу, а вот Пахома Метелина я там видала. Да как видала!..
По весне ходила я в соседнюю деревню. А обратно – бес попутал, не иначе, - пошла не большаком, а другой дорогой, вдоль берега. Там малость поближе, но дорога малоезженой была, заросла, что даже ходили по ней редко – буераков много.
У самого Русальего Креста слышу – словно рычит кто-то, не то воет. А у нас на днях коза строптивая пропала, так у меня сразу мысль – не сюда ли забралась, не мою ли козу дерут? О волках было подумалось, да откуда волки в мае, а вот собак одичалых, случалось, видали. Собаки-то не страшно, прут покрепче подхватила, да через ивняк-то и рванулась. А там…
Пахом Метелин на самом бережку был, я его сразу увидала, еще из кустов не выскочивши. А с ним… Под ним… Бьется под мужиком что-то белое – девка-не девка, а он её того-этого, а сам рычит как зверь.
Я как увидела, чем они заняты - поскорее назад в кусты шарахнулась. Оно мне надо – на чужой срамной грех глазеть? Хотела уж тишком убраться, и тут девка белая как рванётся из-под Пахома с криком – и к заводи. А он за ней с рычанием. И рот открытый – точно у волка, весь в кровище!.. Меня ажно на месте приморозило. От заводи шум, плеск, вой… Стояла, к стволу привалившись, бежать мочи нет, прут из рук выпал, в голове одна мысль: только бы Пахом с русалкой меня не увидали…
То, что русалка там была – это я уже потом поняла, когда из кустов выбралась да на подгибающихся ногах к дому побрела. Потому как – кому еще быть? Девку ту белую я толком и не разглядела, но не из нашего села точно, да и в господской даче уже года два, как никто не появлялся. А главное – волосы. Точно лен светлые и в косу мало-мало не заплетены, так копной за девкой и метнулись. Что за девка без косы? Зачем в воду кинулась? А вот русалки - и распатланные завсегда, и речка для них – дом родной…
Про Маньку запропавшую и не подумалось уже - пропади она пропадом, та коза, когда тут такие страсти! Неделю, наверное, стоял перед глазами Пахом Метелин и рот его окровавленный. Всем известно, что русалки - они мужиков-то на самом деле не любят. Тешиться – тешатся, а сами только и думают, как изловчиться да до смерти закусать. Вот и Пахома русалка, видать, грызанула. Или он её. Шут его знает, как оно у той нечисти водится и чего ей от мужиков нать… Если бы он её чем обидел – уж нашла бы способ отомстить. Изловчилась бы да утопила, у русалок это запросто, но нет – все лето на рыбалку плавал, говорили, с хорошим уловом возвращался. Значит, довольна утопленница осталась. Хотя от самого Метелина с той поры я держалась подальше, благо на другом конце села жили.
Моё дело сторона, но вот как я от мачехи про Пахома услышала, так оно заново перед глазами и встало. Что бы там русалке ни требовалось – мне уж оно точно без надобности. Как представилось, что и меня вот так же… зубами… Аж замутило. Или от меня захочет какого непотребства, а я не то чтобы, я еще и в мыслях-то с парнем не была, даже не целовалась. А мужней жене куда деваться? Мужику над женой воля полная, а уж по ночной поре и подавно.
Пошла мачеха прочь из избы, а я все молча стояла. Про Русалий Крест рассказать - язык не повернулся. Подумала только мельком, что лучше уж сама в тот Крест кинусь. Ой, лишенько! И в речку неохота, а уж за Пахома еще больше неохота…
А мысль подлая давай лазейку разыскивать – может, стращает меня мачеха попросту, чтобы покладистей была?
Следующую седмицу я уж старалась, как могла – тише воды ниже травы, на работу, какую ни есть, первая кидалась. Аграфена только усмехалась молча. Про женихов  больше не заговаривала, я и решила – верно угадала. Построжать меня мачеха хотела. Куда мне замуж? Пахом жених на селе первый, да я-то невеста не первая. Спелых девок у нас полно, а я, хоть шестнадцать уже стукнуло, ни ростом, ни статью не удалась, у меня еще и женского-то ничего толком не отросло. Метелин – парень видный, а до сих пор не женат, видать, разборчив: услышит, что ему меня прочат, да плюнет только. А если не Пахом, то кто мне в женихи годится? Это девок рядами выставляй, а парней нынче нехватка. Голохвостиков и впрямь до водки сильно лаком, Ванька Бросов - лентяй изрядный, братья Самсон да Сергей Ушаковы - голытьба полная. За таких женихов батюшка нипочем не отдаст, а больше никого и нет, остальные все посвататься успели. Ровесники еще мальчишками считались.
Подумала я так – и порядком поуспокоилась. И не шарахнулась даже, когда дней десять спустя на улице на того Метелина случайно наткнулась. Глаза, правда, отвела сразу. Нацелилась мимо шмыгнуть быстренько, да Пахом вдруг остановился и меня за рукав цоп! Посмотрел не то с хитринкой, не то с усмешкой:
- А что, никак и впрямь выросла, Клавдия Фёдоровна, что замуж пора? Батька тут твой заглядывал, разговоры интересные заводил!
Ох-ти, грехи мои тяжкие! Тут бы мне вырваться да сбежать поскорее – может, и обошлось бы, да язык мой – враг мой.
- И не выросла ничуточки, Пахом Ильич, неужто сами не видите? С иными девками не сравнить. На кой бы вам девчонка - ни кожи, ни рожи? У вас, говорят, русалка-красавица есть!
Хотела отшутиться, а вышло наоборот. Метелин, про русалку-то услыхав, на миг застыл столбом соляным, потом оглянулся быстро, да как ухватит меня! Да уже не за рукав – за ворот, прямо за горло, притиснул к забору так, что в глазах потемнело. Зарычал в лицо:
- Кто говорит? Ну?!
А на улице, как назло – никого, только бабка Семёновых ползёт, старая да глухая, не заметит, хоть бы меня убивали! Ой, мамочки, как страшно-то стало!..
От страха, видать, ум за разум и зашёл. Нет, чтобы соврать, что Васька-дурак болтал или Иван Афонькин, солдат контуженный – с них спросу никакого - так я Метелину всю правду в лицо крикнула:
- Сама видала! Да такое видала, что чем честной девушке докучать, шли бы вы, Пахом Ильич, своей дорогой! Не знаю, что там вам батюшка сказывал! Только мне за вас ходу нет!
Тот вроде как опешил на мгновение, и тут я рванулась так, что платье затрещало! Вырвалась. Метнулась зайцем в ближайший проулок, одним махом его одолела, оглянулась – нет Метелина, - да и кинулась огородами домой. В дальний угол забилась, не дыша, в голове одна мысль: что теперь Пахом-то удумает? Отстанет – или наоборот?
За вечер да ночь меня малость отпустило, хоть за ворота выходить и боялась. На следующий день только в церкву к обедне с мачехой вдвоем и сходили; не знаю, о чем Аграфена молилась, а я так о том, чтобы никогда более Метелина не увидеть. Еще мысль у меня мелькнула – может, с попом и поговорить? Отец Симеон, как про него судачили, строг, но справедлив… Да что он мне скажет, поп-то? Чти отца своего и мать свою, или как там оно по книжке написано – вот и весь его сказ. А отец что еще приговорит, если Пахом посватается. Да что тут думать – согласится сразу. Коли я сама не соглашусь, так кнутом, поди, вразумлять станет. А за что? За то, что за русальего полюбовника замуж не хочу?! А и не посватается… Как пить дать расскажет русалке своей, что я ихний секрет раскрыла. И утону я в речке, бельё полоскаючи. Или сам чего удумает. Кто я против него? Муха на стенке…
Никогда я плаксивой не была, а от мыслей таких меня даже на слезу прошибло. Стояла я, те слезы утираючи, да так, что образ Богородицы перед глазами расплываться начал. И померещилась не то матушка покойная, не то тётка Матрёна… И тут меня словно торкнуло: вот он, знак!
Просила помощи у Господа – вот и вразумил Господь. Домой я уже не шла – вприпыжку бежала. Только и думала, что лишь бы Пахом Метелин чего за нынешний день не учинил. Но ничего не случилось. А на следующее утро дождалась я, когда отец в поле отправится, а мачеха в лавку, похватала кой-какие вещички в узелок, поцеловала  сестрёнок меньших и братишку – да из дому и рванула. Вышла на тракт и отправилась прямиком в Казань. До Казани-то от нашего села всего тридцать верст с гаком - далеко ли? За день, поди, управлюсь!
 
Следующая глава          Содержание