Они еще долго сидели с Таней голова к голове. Анна рассказывала истории с духами пятилетней давности и те, что произошли совсем недавно, стараясь не касаться самых страшных. Но и тех, что рассказывала, для её сестрицы было довольно, чтобы та испуганно ахала. В самых тревожных местах закусывала палец, и только бормотала: "Ах, Аня, ну, как же так неосторожно-то…".

Когда истории иссякли, Анна еще сидела, погруженная мысленно в воспоминания. Таня тоже молчала переполненная новыми знаниями и волнением. Потом встрепенулась:
- А сейчас? Что сейчас-то было? Тоже явился какой-то дух?

Анна кивнула:
- Тоже. Это некий Беляев, Егор Кузьмич. Был на днях в больнице, делал фотографические снимки. Местный репортер, господин Ребушинский, задумал написать статью в своей газете о нашей больнице. Так вот, похоже, нет больше Егора Кузьмича, - печально заключила она. - А он был очень хороший фотограф. Там, на рояле, стоит наш семейный фотопортрет, видела? - Таня кивнула. - Так вот это он сделал. Так жаль его...
Непрошеные слёзы против воли вскипели в уголках глаз, Анна быстро смахнула их платком.

- А этот ...Беляев, ну, то есть его дух, зачем он приходил? Что хотел? Тоже просил о помощи?
Анна, подумав, пожала плечами:
- Он... показал, как его убили, а после предупредил, что, эм-м, гнев падет на головы …причастных за случайную вину, ну, как-то так он сказал.

- И... что это значит? - в недоумении спросила Таня.
- Я пока не знаю, - вздохнула Анна. - Но с духами всегда так. Они говорят какими-то намёками, иносказаниями, не всегда поймёшь, что хотят. Значит, будут приходить снова и снова, пока не добьются своего.
- И ты... каждый раз вот так? – округлила глаза сестра. - Но ты ведь... так и заболеть можешь.
- Я и болею, не всегда, конечно, - невесело усмехнулась Анна. - Такова плата.

- Аня, милая! Но ведь это ужасно - так страдать! - горячо воскликнула Таня, вцепившись в руки Анны. - Надо как-то быстрее понять, что он хочет от тебя. Тогда дух не придет больше, правильно?
- Да, ты права. Они потом уходят, и на этом всё.
- Но как же сделать? Скажи, как я могу помочь?
- Таня, давай на сегодня закончим. Мы с тобой обе устали. Сейчас пойдем спать, а завтра я съезжу в полицейский участок и всё расскажу Якову Платоновичу.

- А господин Штольман, он что же, всё знает? И верит? - недоверчиво прищурилась Таня. - Мне он показался таким... реалистом. Не очень-то он похож на человека, который может верить в мистику. Или я не права?

- Знала бы ты, через что нам пришлось пройти, чтобы он мне, наконец, поверил, - улыбнулась Анна. - Почти год на это ушел. Он крепкий орешек. Но, как он сказал в один прекрасный день: невозможно отрицать очевидное. – Она на миг задумалась, вспоминая, как они были в тот вечер в доме князя после его гибели. Она тогда наливала Штольману чай, и он признался в этом. – Потом тряхнула головой, возвращаясь в настоящее, и улыбнулась. – Но до того, как он поверил мне, я всё равно сообщала ему полученные от духов сведения о преступлениях, а он принимал их к сведению.

- У вас прямо настоящая команда! - восхитилась Таня.
- Он очень хороший сыщик и без меня прекрасно справлялся. Я всего лишь ускоряла процесс своими сведениями. Он знал, где искать. А сколько раз спасал меня…
Таня замялась, потом всё же спросила:
- А… Антон Андреевич, он… тоже? Знает?

- Знает. К слову сказать, поверил сразу. Но Антон Андреевич – это совсем другое дело.
- Да, Антон Андреевич – это совсем другое… - Глаза Тани при этом засветились мечтательной улыбкой, и Анна не выдержала:
- Сестрица, возможно, это не моё дело, но, кажется, один наш общий знакомый занимает твои мысли и… - Она тут же сбилась и замолчала, потому что Таня вдруг смутилась едва ли не до слез. - Прости, Танечка, я не должна была…

- Нет, нет, Аня, ну что ты! Я и сама понимаю, что слишком часто думаю о господине Коробейникове, хотя этого совсем не стоит делать.
- Да что же в том плохого? – изумилась Анна в ответ. – Антон Андреевич – очень достойный человек: добрый, романтичный. А какой сыщик прекрасный! Я давно его знаю, и поверь: если он нравится тебе, я не вижу в этом ничего предосудительного.

- Он… очень нравится мне, - тихо прошептала Таня, глаза её наполнились слезами и она, окончательно смутившись, закрыла ладонями пунцовое лицо. Потом подняла на неё глаза и умоляюще сложила ладошки. - Анечка, милая, добрая, я очень тебя прошу, позволь мне завтра сопровождать тебя в полицию. Я тебе совсем-совсем не помешаю.
- Не знаю, - неуверенно протянула Анна, но Таня вложила в просьбу всю силу убеждения:
- Ну, пожалуйста!

И Анна вдруг поймала себя на мысли, что всё это уже было когда-то. Только это она была в роли просящей, а тем, кто ей многое позволял, был её обожаемый папенька. Что же, теперь пришла пора отдавать долг. Она вздохнула и улыбнулась:
- Я не против. Поедем.

*********************

Вытянуть из Ребушинского что-то вразумительное на месте пожарища не удалось. Пришлось препроводить его в управление. Ребушинский безропотно забрался в пролетку и, привалившись к краю, сунул уныло обвисшие усы в клетчатый шарфик, завязанный в кокетливый узел. В полиции он, всегда бодро и витиевато разглагольствующий, поначалу и двух слов связать не мог.

Коробейников, сжалившись, велел соорудить для него крепкого чаю. Тогда господин репортер немного ожил и, подняв на начальника сыскного растаращенные глаза-пуговички, убитым голосом начал:
- Поймите, Антон Андреич! Я ведь всегда радел за правду. Вижу, если творится в городе что-то нехорошее, или беззаконие какое, непременно сообщаю об этом широкой общественности. Вот и на днях…, - он икнул, подавившись чаем, и закашлялся надсадно.

Потом, отдышавшись, продолжил. – В журнале про медицину я увидел занимательный репортаж о буднях одной московской лечебницы для умалишенных. И так мне понравилась сия идея, что я немедля решил дать статью и о нашей затонской больнице. Для того упросил господина фотографа сделать несколько фотографических снимков. И ему лишняя реклама в газете, и мне - коммерческий успех.

- Про больницу, значит, решили написать? – с ядовитой ноткой в голосе переспросил Штольман, что стоял у окна, опершись на подоконник и скрестив на груди руки.
- Яков Платоныч! – развернулся к нему Ребушинский так резко, что едва не полетел со стула. – Я был преисполнен действительно благих намерений! Печатное слово многое может. Например, привлечь меценатов для вспомоществования нашему лечебному заведению! Недавний пример: собирали подписку на новую школу, что строится сейчас в Вознесенке!

- Если мне не изменяет память, об этом написала вовсе не ваша газета, - голос Штольмана просто источал сарказм.
- Хорошо, ладно, пусть это опубликовал «Дамский угодник», - согласился тот. – Но в газете надо писать о всяких событиях! Мои читатели жаждут подробностей о жизни Затонска.
- А ещё можно написать пасквиль, или там клевету распространить. Это ведь тоже поднимает тираж газеты, не так ли? Признавайтесь, нечто подобное накропали? – прищурившись, поинтересовался Яков Платонович.

- Как же вы неправы! Одну лишь правду написал! – ударил себя в грудь Алексей Егорович.
- Так, рассказывайте давайте, что вы там за правду такую написали, что теперь вынуждены за свою жизнь опасаться, – вернул его в русло допроса Антон.

Тот развернулся на стуле и продолжил:
- Мы сперва сделали несколько снимков с улицы. Да, я намеренно выбрал места, где не слишком парадные виды. Но ведь как ещё привлечь меценатов прикажете? Потом перешли внутрь. Упросили Анну Викторовну Миронову попозировать нам. Да, да! – он вновь обернулся на скептического Штольмана. - И она согласилась! Как видите, ей не чуждо прогрессивное видение на роль прессы! Вот что значит учеба в европейском  университете! Да, так о чем это я…

А! Фотография! К великому сожалению, когда делали снимки в кабинете Анны Викторовны, в больницу доставили роженицу в весьма критическом положении. Анна Миронова и этот новый доктор, как бишь его… да, Скрябин. Они отправились оказывать вспомоществование. Только окончилось всё печально. Не смогли наши хваленые врачи спасти ни женщину, ни дитя. Я про это и написал! Но это же правда! – всплеснул он коротенькими ручками. - А теперь за мной бегает этот бесноватый - муж умершей - и требует, чтобы я опубликовал опровержение и публично извинился перед ним в память о его горячо любимой жене. Грозит поджечь мою редакцию. А сегодня, как видите, сгорело фотографическое ателье. Теперь угадайте, кого следует подозревать?!! Вот именно! – победно поднял он палец вверх и резко подался к Коробейникову. - Арестуйте его немедленно, пока он и меня не убил!!!

Штольман дернул сердито головой:
- А я бы с удовольствием вас арестовал, господин журналист.
- За что же?! – ахнул тот, совершенно искренне недоумевая. – Моя обязанность – вскрывать недостатки в обществе. Ежели наши врачи столь беспомощны, то на это должно обратить внимание!

- Вы вообще способны понять, что врачи – не боги, и есть предел человеческим возможностям? – в голосе Штольмана послышались нотки надвигающейся грозы. – Или думать хотя бы на шаг вперед для вас – непосильная задача? Вот чего вы добились своими пасквилями? Посеять в обществе недоверие к официальной медицине? Направить больных к знахаркам, которые оперируют заклинаниями и настойкой из мухоморов? А на врачей наслать гнев горожан?

- Я понимаю, Яков Платоныч, ваше горячее желание заступиться за докторов и в частности за мадемуазель Миронову! – нахохлился тот. – Но ей ничего не угрожает! Я не называл фамилий в статье! Лишь буквенные обозначения!
- Господин Ребушинский, так вы обвиняете этого мужа умершей? – вновь встрял Коробейников. – Как его фамилия, вы знаете?
- Эммм… Тимофеев. Иван Андреевич.

- Вы хотите заявить на него? – уточнил Антон Андреевич. - В таком случае садитесь и пишите. И всё пишите: как он вам угрожал, производил ли действия, или только устно. Да, и причину опишите непременно! А именно: ваше участие в очернении врачей и глумление над трагедией этого Тимофеева. Пишите, пишите, чего вы медлите?

В голосе его звучало еле сдерживаемое негодование, но Ребушинскому было всё нипочем. Он утер вспотевший лоб, деловито придвинул к себе чернильный прибор и, обмакнув перо, нацелил его на лист бумаги, призадумался, потом принялся стремительно строчить, выпятив от старательности губы в трубочку.

Коробейников уничтожающе посмотрел на него, потом сделал знак Штольману, и они отошли вглубь кабинета подальше от Ребушинского.
- Яков Платонович, я не сообщил вам ранее, момента не было подходящего, - негромко начал Антон. – Еще утром городовой Самышкин доложил, что господин Клюев, за которым он ведет наблюдение, нынче рано отбыл из города. У прислуги выяснили, что он отправился в Петербург, дня на три вроде.

- Вот как…, - протянул Штольман, задумчиво потирая ладонью кулак.  – Я понял. Приму это к сведению и телефонирую своим филёрам, чтобы проследили за ним там, на месте. А теперь оставлю вас с господином Ребушинским. Буду у себя.
С этими словами он покинул кабинет сыскного отделения.

*******************

Утром Анна вместе с Таней, наскоро позавтракав, отговорились перед тёткой тем, что им непременно нужно посетить модистку, чтобы примерить заказанное для Тани платье. Та кивнула рассеянно: ей было не до племянниц. В её планы входило как следует подготовить особняк к приезду хозяев, а девушки будут только под ногами мешаться. Ещё и строптивую экономку надо как-то урезонить. Нет, определенно девушки будут нынче лишними в этом поединке.

Сёстры, обрадованные таким невниманием к ним тётки, наскоро похватали шляпки, накидки и выскочили за двери. На крыльце обнаружился на своем посту их извечный страж, аккуратно явившийся к ним с утра пораньше как на работу. Они уселись все трое в коляску и отправились в полицию.

Во дворе полицейского управления была обычная суета: сновали туда-сюда городовые, вбегали в двери и тем же манером выходили урядники, дознаватели. Щеголеватый полицейский в новеньком кителе распекал дворника, который завалил угол двора сеном. На заборе сидели вездесущие  мальчишки, щелкали семечки, наблюдая за всем происходящим.

Девушки вошли в двери, поздоровались с сидящим за стойкой дежурным и в его сопровождении направились в кабинет Штольмана. Дежурный, опередив их, вошел к нему раньше, и Анна услышала, как он доложил:
- Ваше благородие! Там к вам Анна Миронова и еще барышня с ней. - А потом - ответ Штольмана:
- Приглашай, раз такое дело.

- Яков Платонович, добрый день! – Анна прошла на середину кабинета. - Мы к вам по важному делу.
- Анна Викторовна, рад вас видеть, - поднялся он. Потом кивнул её спутнице. - Здравствуйте, Татьяна Сергеевна. Слушаю вас, барышни, что у вас за дело? Кстати, - прищурился с подозрительностью, - надеюсь, вы с сопровождением?
- Конечно. Ваш городовой там, на улице, – нетерпеливо махнула Анна на дверь.

В этот момент в кабинет заглянул Коробейников, держа в руке исписанные листы и замер, увидев Таню, которая при виде него немедленно покраснела.
- Входите, Антон Андреевич. Что-то срочное? - спросил Штольман.
- Да я думал, показалось. Но нет, не показалось... Здравствуйте, барышни. Какими судьбами в наши края? Могу я вам предложить чаю?
Он был откровенно рад визиту сестёр и радость старался выразить в обычной своей открытой манере.

Анна, затаённо улыбаясь, смотрела на эту сцену. а Таня, поборов смущение, церемонно кивнула:
- Это очень любезно с вашей стороны. Правда, мы недавно завтракали. Хотя отчего бы… и нет? – она неуверенно посмотрела на Анну. Потом решительно кивнула. – Мы согласны на чай!
- Замечательно! – оживился Антон. – Поможете мне?
- С удовольствием, – кивнула Таня и вышла следом за Коробейниковым.

Едва стукнула дверь, Анна обменялась с Яковом понимающими взглядами. Он, будто только того и ждал, шагнул к ней и взял её ладони в свои руки.
- Так рад видеть вас, - оглядывая её раскрасневшееся лицо, проговорил он, потом прищурился. – Так что же там за дело такое?

Улыбка сбежала с её губ, и она, страдальчески поморщившись, вздохнула:
- Увы, я с плохой новостью. Фотограф Беляев. Он совершенно точно мёртв. Ко мне явился его дух, показал странное и рассеялся!
- Что? К вам приходил дух Беляева? – нахмурился Штольман.
- Н-ну да. А вы уже знаете?

- Дело в том, что вчера сгорела фотография этого самого Беляева, сам он погиб, а на место пожара прибежал Ребушинский, сам не свой, и заявил, что всё это дело рук мужчины, который на днях потерял жену и едва родившегося ребенка. Говорит, врачи виноваты, не спасли. А он об этом в красках описал в своей статье в «Затонском Телеграфе».
- Что? - ахнула она. - Он всё-таки опубликовал статью? Но как же так? Обещал же мне показать перед публикацией! А у вас есть эта газета?

- Погодите, - повернулся Яков и подошел к небольшому столику у дверей, где лежала кипа почтовых отправлений. Порылся в куче газет и выудил свежий номер «Затонского телеграфа», развернул шуршащие листы и отыскал заметку. Пробежал её глазами и закрыл газету, едва не смяв её.
- Дайте же! – требовательно протянула руку Анна.

- Поверьте, не стоит вам этого читать, - поморщился Штольман и решительно направился к корзине для мусора, но Анна ловко вытянула у него из рук газету и открыла её на развороте со статьёй Ребушинского. Быстро пробежала глазами статью и ахнула - глаза её потемнели от гнева.

Она отшвырнула газету, как ядовитую змею:
- Какой же негодяй всё-таки этот Ребушинский! Как же можно так про людей! Ни такта, ни чувства сострадания! Этот несчастный Тимофеев в один день потерял и жену, и ребёнка, а он так пишет об этом, словно... словно лягушек препарирует! Сердца у него нет! Выставил нашу больницу в ужасном свете, а врачей злодеями. Не удивлюсь, если в городе будет всплеск заболеваний после такой клеветы: кто прочел эту заметку, не станут обращаться за лечением к докторам! А ещё и приписку сделал, вот! – она снова схватила газету и указала пальцем. – "Ждите наших дальнейших репортажей о лечебном заведении города Затонска"!

Она принялась ходить из угла в угол, гневно потирая руки - глаза её метали молнии:
- Ух, попадись он мне, этот подлый человек!
- Тише, тише, - Штольман перехватил её и взял за плечи, заглядывая в глаза. - Вы успокойтесь.
- Успокоиться? Да я же ему говорила: не пишите гадостей о больнице, а он…
- А он утверждает, что написал одну лишь чистую правду! – Яков иронично поднял брови. И Анна кивнула:
- Ну, впрочем как всегда.  Его статьи вызывают только одно: горячее желание...

Она не успела договорить, как коридор полицейского управления огласил женский крик. Штольман в два прыжка выскочил из кабинета и понесся к кабинету следственной части, Анна устремилась следом.
Они ворвались к Коробейникову и замерли на пороге: Антон Андреевич осторожно держал Таню в объятиях, а она, обхватив его за шею обеими руками, буквально повисла на нём.

При виде вошедших Антон беспомощно улыбнулся. Таня, почувствовав, что в кабинете они не одни, расцепила руки и отскочила от Коробейникова.
Потом обернулась к Анне:
- Я… Она…, - и она нервно ткнула в дальний угол пальцем. – Там!
- Что здесь произошло? – в голос спросили Анна и Яков Платонович.

- Да ничего особенного, - усмехнулся Антон. – Просто мышонок. Непонятно, кто сильнее испугался. Таня… Татьяна Сергеевна, вы не бойтесь. Он сбежал и вряд ли ещё когда вернется.
- Н-ну да, - сконфуженно пробормотала Таня, заливаясь до самых бровей краской. – Вы не думайте, я вообще-то храбрая, но вот мыши…Ничего с собой поделать не могу! Вы простите меня.

- Ну, что вы, не за что мне вас прощать! – замахал руками Антон Андреевич. – Вы присаживайтесь. Давайте-ка всё же чаю. Анна Викторовна, присоединяйтесь: вот баранки свежие, утром забежал в булочную, - с этими словами он протянул ей стакан в изящном подстаканнике. Анна взяла свой чай и устроилась у столика.

Антон подал чай и Тане с утешительной улыбкой, она кивнула и, обхватив подстаканник слегка подрагивающими пальцами, отхлебнула горячий напиток.
В этот момент в двери сунулся дежурный:
- Ваше благородие, Ульяшин телефонирует. Вас просит к аппарату.
Штольман, кивнув, вышел из кабинета.

- Яков Платонович рассказал мне о пожаре и о Ребушинском. И статью я его прочла! Боже, какой же он мерзкий тип! – возмущенно воскликнула Анна. – А ведь говорил, что даст мне прочесть перед тем, как печатать. Мало того, что этот несчастный убитый горем отец удостоился такой сомнительной славы, так ещё и больницу ославил на весь город.

- Вы не огорчайтесь так, Анна Викторовна, - заметил Коробейников. – Возможно, этот случай поумерит пыл нашего репортёра.
- Не уверена. Помните историю с похищением иконы «Благоразумный разбойник»?
- Ну, как не помнить?
- Тогда ведь журналиста похитили, и он едва не погиб. Только хватило его ненадолго: уже спустя пару недель он вновь начал писать про черную воронку и… прочую чепуху.

Последние слова Анна выговорила торопливой скороговоркой и бросила на Антона упреждающий взгляд. Но Таня уже заинтересованно смотрела на неё, ожидая продолжения. Выручил их Яков Платонович, вошедший в дверь:
- Ну что же. Взяли нашего беглеца, лже-Соломина. Недолго скрывался. Ульяшин доложил, что они направляются в Затонск.

Следующая глава Содержание