Ирину Владимировну похоронили на Комаровском кладбище. Тихий уголок, старые сосны. Алексей Ильич сказал: "Ей бы здесь понравилось..." Людей и на похоронах, и на поминках на даче у Печалиных было много. Очень много, шли и шли. Мелькали лица, знакомые всей стране. Соболезнования, венки, горечь... И расспросы - тихие, исподволь: кто это сделал? какие версии у следствия? куда вообще смотрит милиция? От этого Римма как-то быстро устала, ей хотелось надеяться, что всё-таки большая часть людей пришла сюда не из любопытства. Платон привез их с Мартой и тётушками в Комарово на машине своего отца, а потом так и прослужил весь день опорой тётушкам. Надёжной, стоической опорой. А вот Римме с Мартусей приходилось держаться друг за друга, девочка с Платоном разве что переглядываться могла.
На поминках было сказано много красивых, пафосных слов. Наверное, это было правильно, но почему-то претило. Может быть, потому, что почти никого из говоривших Римма за три года дома у Флоринской не видела? Позже начался дождь, мелкий, моросящий, и люди довольно быстро разошлись. Кто остался, перебрались на веранду. Поставили самовар, чтобы согреться. Глядя на пустующие столы с ещё не убранной снедью, вдруг горше горького расплакалась Вероника. Громко, по-бабьи, подвывая, размазывая тушь. Белкин, сперва пытавшийся бормотать что-то утешительное, вскоре замолчал, просто сидел рядом с женой, обняв её и покорно ожидая, пока выплачется. В конце концов и Мартуся всхлипнула, уткнулась Римме лицом в плечо. Назад ехали молча, по дороге завезли тётушек. Поставили машину в гараж, Платон зашёл за Цезарем. Шли домой в сгущающихся сумерках втроём под большим чёрным зонтиком. Платон, державший зонтик, свободной рукой обнимал Марту за плечи, и было это объятие уже чем-то естественным, само собой разумеющимся. Глядя на них, Римма думала, что как бы ни было сейчас тягостно на душе, а жизнь - вот - продолжается.  И что поговорить с Платоном о Марте по-прежнему необходимо, но что она сможет сказать ему такого, чего он не знает? "Риммочка, мы постоим ещё минут десять?" - попросила Марта. Это Римму совсем не удивило, удивило то, что племянница протянула ей собачий поводок. Но Цезарь пошёл с ней без сопротивления, ему не нравилось под дождём, а может, не хотел мешать хозяину.
В подъезде пёс, однако, вдруг обогнал её и перегородил дорогу. При этом он не рычал, только насторожил уши.
- Что? - спросила Римма шёпотом. - Там кто-то есть? - Она готова была поручится, что собака кивнула. - И что делать? Звать Платона на помощь?
- Не надо никого звать, - раздался сверху Володин голос. - Не ломай детям тет-а-тет.
Римма буквально взлетела по лестнице ему навстречу. Обхватила за шею - одной рукой, потому что во второй был поводок, прижалась щекой к щеке.
- Ты колючий, - пробормотала она. - Как хорошоо...
- Что колючий? - переспросил Володя дрогнувшим голосом.
- Что ты здесь!
- Поводок отпусти, - шепнул он. - Мешает...
Римма послушалась, отпустила Цезаря. Обняла своего мужчину двумя руками, поражаясь совершенной необходимости и правильности происходящего. Горячие Володины ладони легли ей на спину, согрели через несколько слоёв ткани, почти обожгли, разогнали кровь и тяжесть на сердце. Сколько они так простояли? Минуту? Пять?
- Никогда я ещё не был так близок к тому, чтобы сверзиться с лестницы, - протянул Володя у неё над ухом, как-то непривычно низко и музыкально. Она тихонько рассмеялась и чуть отодвинулась.
- Что у тебя с голосом?
- А что с ним? - кашлянул мужчина.
- Ну, ты обычно так не разговариваешь. Только поёшь...
- Так я, видимо, и пою, - ответил он несколько смущённо. - Когда и петь, если не сейчас? - Посмотрел на неё внимательно, осторожно погладил по щеке. - Как вы сегодня?
- Ничего, - улыбнулась она. - Теперь уже точно гораздо лучше... Ты давно здесь ждёшь?
- Минут двадцать, не больше.
- Есть хочешь? Пойдём к нам, я тебя покормлю, и можешь иронизировать, сколько угодно!
- Есть хочу, вообще не обедал, какая уж тут ирония. Так сегодня с Яковом увлеклись, что даже за пирожками кого-нибудь послать забыли. Зато убийство раскрыто.
--------------------------------------------------
Платон и Марта стояли, обнявшись, под зонтом. Зонт делил весь мир на две части. В одной были они - только вдвоём, в другой, за стеной дождя - все остальные и всё остальное. Тот, большой мир, вовсе не был им враждебен или чужд, совсем напротив, он был им нужен и дорог, просто сейчас, пусть и на очень короткое время, он существовал отдельно от них. Такое с ними уже случалось несколько раз - ночью в поезде, с полотенцем на пляже, на Тобечикском озере и вот, теперь под зонтом. Сегодняшний день выдался очень тяжёлым, Платон видел и усталость Марты, и её печаль, а утешить толком не мог, потому что они всё время были среди чужих людей. Потом, уже обнимая за плечи по пути к дому, понял, что этого теперь недостаточно ни ей, ни ему самому. Так что едва за Риммой Михайловной закрылась дверь подъезда, он притянул девочку к себе, прижался щекой к пушистой макушке. Волосы её были шелковистыми и тёплыми, живыми, в них тянуло зарыться губами. Они  пахли свежестью, немного хвоей, уходящим летом и ещё чуть-чуть самой Мартой, чем-то неуловимым, девичьим и уже родным. Зонт вдруг оказался тяжёлым и лишним, потому что обнимать лучше было бы двумя руками. Отвлекаясь от вдруг ставших горячими мыслей, он поймал и потеребил кончик одной из её косичек, да так, что стягивающая косу резинка вдруг соскользнула и наделась ему на палец кольцом.
- Не хулигань, - сказала тихонько Марта, и добавила немного невпопад: - Ты видишь, я выросла...
- Вижу, - согласился Платон. - Пару месяцев назад у меня ещё не получилось  бы так сделать, не наклоняясь, - Он осторожно потёрся подбородком о её макушку.
- Пару месяцев назад ты точно не стал бы так делать, - резонно заметила девочка.
Он мысленно согласился с ней. Не стал бы, не осмелился.
- Ты придёшь завтра? - спросила она тем временем.
- Обязательно приду.
- Но тебе же нужно к экзаменам готовиться?
- Нужно. Хочешь, я принесу завтра книгу по истории КПСС, и ты погоняешь меня по датам и фактам?
- Не хочу, но приноси, конечно. Пусть будет история КПСС. А то ты ничего не успеешь, потому что всё своё свободное время тратишь на меня.
- Я трачу своё время так, как мне больше всего хочется его потратить.
- Правда?
- Конечно. Я - на тебя, ты - на меня. Гармония...
- Ох, этой гармонии у нас осталось только две недели. А потом начнётся учебный год и мы опять будем встречаться четыре-пять раз в месяц.
- Не будем. Не сможем. Всё изменилось. Теперь мы будем искать новые совместные занятия. История КПСС, ремонт, немного спиритизма с Риммой Михайловной... да и ещё пара идей у меня есть.
- Каких?
- Не торопись. Об одной узнаешь в день рождения вместе с подарком.
- Ох, Тоша, ну, какой день рождения после всего, что случилось?!
- День рождения можно не праздновать, но отменить его нельзя. И подарок мой отменить нельзя. Я с ним столько провозился...
- Ты меня дразнишь, да? - Она отстранилась и заглянула ему в глаза.
- Немножко... Нам пора идти, Марта, а то Римма Михайловна отправит Цезаря с Гитой на наши поиски.
- Наверное, пора. Просто когда я с тобой, то совсем не понимаю, сколько времени прошло.
Платону было ясно, что Марта имеет в виду, его время рядом с ней тоже вело себя вопреки всем физическим законам. Оно то невозможно растягивалось, то летело, то будто пульсировало, смешивая недавно пережитое с желанным будущим. Неудивительно, что Марте снятся рыжие кудрявые мальчишки, имеющие к ним обоим отношение...
Наверху открылось окно и раздался знакомый голос:
- Молодёжь, поднимайтесь уже. Ужин на столе.
- Дядя Володя? - изумилась Марта. - А вы как?
- На метле через дымоход, - фыркнул наверху мужчина. - С хорошими новостями...
--------------------------------------------------
Голодны оказались все, на поминках не до еды было. Кусок в горло не шёл.
- ... Вчера, когда Кудрявцев на допрос не явился, мы с Серёгой Лепешевым сначала на работу, а потом и домой к нему съездили, но всё безуспешно, - рассказывал Володя. - Тогда я оставил Серёгу опрашивать соседей, а сам в управление вернулся и принялся кудрявцевских родственников обзванивать. Выяснилось, что он им всем денег должен, причём приличные суммы, у двоюродной сестры с мужем он вообще три тысячи на два месяца занял, и за полтора года отдать не удосужился. Ругались так, что трубка телефонная грелась. Куда, спрашивается, тратил? Шустер во время разговора с Яковом упоминал игру в преферанс, но оказалось, что как раз в преферанс он играл аккуратно, так что почти всегда оставался пусть в небольшом, но плюсе. Тем временем Серёга выяснил у соседки с первого этажа, что Кудрявцев по дороге на работу в первую очередь всегда сворачивал к киоску "Спортлото". Продавщица из этого киоска действительно опознала Кудрявцева по фотографии из альбома Флоринской как своего постоянного клиента - он каждый день покупал у неё по десять билетов "Спортлото" и по пять билетов денежно-вещевой лотереи "Спринт".
- "Спринт" рублёвый или пятидесятикопеечный? - поинтересовался Платон.
- Рублёвый.
- Тогда получается, что в день он оставлял в киоске одиннадцать рублей, в неделю - шестьдесят шесть, а в год... ммм... три с половиной тысячи? Ничего себе!
- Это в том случае, если он только в одном киоске билеты покупал. При обыске в его квартире мы обнаружили в ящике комода около двух тысяч использованных лотерейных билетов. Изрядно он в будущую Олимпиаду вложился. Первый раз я такое видел, честно говоря.
- Он что, так "Волгу" выиграть хотел? - изумлённо покачала головой Марта.
- Нет, малыш, - нахмурился Платон. - Две тысячи лотерейных билетов - это уже не про "Волгу", это про безудержный азарт, из-за которого люди на преступления идут.
- Вот-вот, - кивнул Володя удовлетворённо, - поэтому я вчера вечером и был убеждён, что этот Кудрявцев наш убийца и есть.
- А отец? - уточнил Платон.
- Твой отец как раз сомневался. Его смущало то, что в бега этот фигурант подался не сразу, а два дня вёл себя так, будто ничего не случилось. Если он убийца, то для такого поведения нужны очень крепкие нервы, а судя по истерике, которую он устроил тебе, Римма, в подъезде, нервы у него - швах. Ну, и потом ещё ты вечером навела нам тень на плетень, когда увидела это второе убийство.
- Какое второе убийство? - воззрилась на Римму Мартуся. - Ты ничего нам не говорила!
- У меня не было никакой возможности рассказать, - отозвалась она. - Вчера уже просто сил никаких не осталось, а сегодня - ну, не при тётушках же... Это случилось, когда Яков Платонович мне вечером книги и дневники принёс. Мы с ним говорили как раз о Кудрявцеве. Я сомневалась, что он мог убить пожилую женщину ударом тяжёлого предмета по голове и... увидела ещё одно подобное убийство.
-  Чьими глазами? - задал Платон самый интересный вопрос.
- Глазами убийцы, - ответила она. С трудом ответила, потому что при воспоминании о вчерашнем подкатила дурнота. Мартуся ахнула и немедленно потянулась через стол, чтобы взять Римму за руку. - Ничего страшного, ребенок, - Она с нежностью пожала тёплую ладошку племянницы. - Всё уже прошло... Володя, вы нашли, где это произошло?
- Сегодня утром Яков нашёл в июньской сводке убийство Алефтины Эдуардовны Шанько в Бахчисарае. Всё, как ты описала, утюгом по голове, - Тут шумно вздохнула Мартуся, и Володя немного виновато покосился на неё. - Похищены ценные вещи и деньги. Подозреваемый - постоялец, которому Шанько сдавала комнату, - скрылся в неизвестном направлении. Усилиями племянницы и соседей потерпевшей был составлен фоторобот. Сходство с Кудрявцевым там никак не просматривается... Доказательством твоё видение, конечно, не являлось, но Яков после этого призадумался ещё больше. Во-от, а потом вдруг нашёлся сам Кудрявцев.
- Нашёлся? - переспросил Платон.
- Именно, - усмехнулся Володя. - Явился сегодня к десяти утра в управление, якобы на допрос с опозданием на сутки. Возмущался ужасно, когда его прямо при входе задержали и препроводили к Якову под конвоем. Вообще пренеприятный персонаж, рядом с ним Белкин - просто душка.  Кричал, что произвола не потерпит и будет свои честь и достоинство отстаивать до конца. Как мы только посмели его в розыск объявить и на работе опозорить, если есть столько других прекрасных подозреваемых? Ну, Яков послушал это безобразие минут пять, а потом вызвал Шустера и провёл им с Кудрявцевым очную ставку. А когда за Шустером закрылась дверь, выложил на стол перед Кудрявцевым стопку лотерейных билетов. После этого Анатоль Петрович права качать перестал, отвечал на вопросы смиренно, дрожащим голосом. Твердил, что никому не угрожал и никого не убивал. К тебе, Римма, он, оказывается, приходил протекции просить. Ему соседи сказали, что "тот генерал следствие ведёт, с чьим сыном Марта дружит", вот он и решил, что ты ему поспособствовать можешь. Надо было видеть лицо Якова, когда он это нёс... А ты мало того, что послала его опять по известному адресу, так ещё и собакой травила.
- Он что, правда так сказал? Вот же гад! - Мартуся сердито сжала кулачки.
- Да он много чего говорил такого, что мы только диву давались. К примеру, про то, что Флоринскую он очень любил и уважал. При этом, любя, он собирался её объегорить: она хотела оставить себе "Девочку с соловьём" и готова была продать остальное Шустеру за семь тысяч, Шустер готов был заплатить восемь тысяч и без "Девочки", эту тысячу Кудрявцев при всём уважении собирался положить себе в карман. Но Флоринская как-то его раскусила, видимо, врал недостаточно убедительно. Позвонила Шустеру, узнала и настоящую цену, и про задаток, который он Кудрявцеву уже заплатил, и устроила Анатоль Петровичу в четверг первостатейный разнос. В словах не стеснялась, милицией не грозила, грозила, по его мнению, худшим - ославить его мошенником и вором в тех кругах, где он вращается и хочет вращаться. Для этого типа важнее протекции и репутации вообще ничего нет, а тут он мог лишится и того, и другого сразу. Так что испугался он страшно, просил прощения, клялся всё вернуть, но не сразу, потому что часть денег уже потратил. Почему Флоринская после этого ещё доверила ему коллекцию, мне не понять. Так хорошо чувствовала его слабость? Считала, что он полностью от неё зависит и никуда не денется? Как-то это чересчур уж самонадеянно. Конечно, она была не в курсе, что он игрок и всем должен, но всё равно, куда разумнее было бы подождать пару дней и попросить того же Печалина, с которым она собиралась мириться, её подстраховать... - Володя замолчал, побарабанил в задумчивости пальцами по столу. Римма засмотрелась: руки у него были красивые и очень ей нравились.
- И что дальше? - не выдержала Мартуся.
- Дальше, по словам Кудрявцева, он отвёз коллекцию Шустеру и привёз назад деньги: семь с половиной тысяч от покупателя и ещё сто пятьдесят рублей, что остались от аванса. Остальное Флоринская велела ему вернуть в течение двух месяцев, а пока не вернёт, на глаза ей не показываться. После этого он около половины девятого якобы отправился домой, выпил с горя грамм триста коньяку и улёгся спать. Яков его спрашивает: "Кто может подтвердить эти ваши показания?" А Кудрявцев отвечает: "Глаша, она же была в квартире". Мы сильно удивились, потому что по нашей информации никакой Глаши там в четверг не было. Спрашиваем его: "Вы что, её видели?" Он было рот открыл, потом задумался и говорит:  "Не видел, но слышал". Оказалось, что во время разговора с Флоринской - второго, когда он уже вернулся с деньгами - он отчётливо слышал из-за закрытой двери спальни какие-то звуки. Никого не видел, но остался в уверенности, что в квартире был кто-то ещё. Тут Яков как вцепился в него: что именно он слышал и не заметил ли в квартире ещё чего-нибудь необычного? Кудрявцев аж взмок, но в конце концов вспомнил, что видел в прихожей металлический ящик с инструментами... Когда Кудрявцева увели, Яков сказал: "Круг замкнулся..."
--------------------------------------------------
Орлов сидел на стуле перед столом следователя вполне расслабленно. Выглядело это так, будто за три дня, проведённых в следственном изоляторе, он со своим положением совершенно освоился. Не мешало ему и то, что Штольман, коротко поприветствовавший задержанного, уже минут десять что-то молча читал в его деле, время от времени перелистывая страницы. Орлов же, пока предоставленный сам себе, сперва с интересом оглядел кабинет, бросил оценивающий взгляд на устроившегося слева в углу Сальникова, потом минут пять спокойно любовался деревьями за окном - вот у кого нервы были, похоже, крепкими. Наконец он вполне натурально зевнул и нарочито лениво поинтересовался:
- Зачем вызывали-то, товарищ следователь?
- Да вот, - ответил Штольман, не поднимая глаз от бумаг, - хотел дать вам последнюю возможность чистосердечно признаться хотя бы в краже.
- Нет, - покачал головой Орлов. - Ни в чём я признаваться не буду, потому как не в чем. Ничего я не крал, драгоценностей никаких в глаза не видел. Магнитофон, правда, чинил, пассик менял где-то месяц назад. Вы посмотрите, у меня в комнате пару десятков таких самодельных пассиков разной длины валяется. Дайте экспертам своим, пусть сравнят. Насчёт утюга к Флоринской собирался, но не дошёл, работы много было. На чердаке курил, но там курил не я один, на крышу пару раз лазал, котов дурных гонял, когда весной сильно орали. Утром в субботу ещё девчонке этой помог, евреечке рыженькой. Что она там наболтала, наврала или перепутала, не знаю. И вообще больше ничего не знаю, всё.
- Ну, это всё мы от вас, Василий Егорович, уже слышали. Вы мне прямо дословно сейчас протокол процитировали...
- А просто мне больше нечего рассказать, вот и повторяюсь, - буркнул Орлов. - И вы повторяетесь, третий раз про одно и то же спрашиваете. Как-то это несолидно. Сокамерники мои говорят, что вы по особо важным делам, а вы... ерундой какой-то занимаетесь.
- Считайте, устыдили вы меня, - вздохнул Штольман. - Постараюсь что-нибудь новенькое спросить. К примеру, что вы, Василий Егорович ещё в квартире Флоринской ремонтировали?
- Так и это вы уже спрашивали, товарищ полковник, - фыркнул Орлов и, встретив ироничный взгляд Штольмана, поправился: - А не вы, так кто-то другой из ваших...
- Будьте добры отвечать на вопрос.
- Да чего я там только не ремонтировал! Оба крана, тот что на кухне даже дважды, выдвижные ящики в кухонном шкафу, торшер в зале... Может, и ещё что. Вы поймите, я же не только к Флоринской ходил, а в разные квартиры, мАстера из ЖЭКа не дождешься, вот люди и просят. Так что могу забыть чего-нибудь или перепутать...
- Как насчёт часов? - поинтересовался следователь.
- Это каких же?  - Орлов неуловимо, но напрягся.
- Настенных, с кукушкой. У них гирьки одной не хватает.
- Нет, про часы от вас впервые слышу. Может, недавно сломались, не дошло до меня ещё.
- Возможно. Ну, а в спальне вы что ремонтировали? Там откуда ваши отпечатки?
- В спальне я дверцу шкафа перевешивал, когда она перекосилась, - ответил Орлов и запнулся.
- Это как же? - поинтересовался Штольман вкрадчиво. - Глаша вам только в среду о перекошенной дверце и о сгоревшем утюге сообщила. Выходит, по поводу дверцы вы дошли, а по поводу утюга - нет?
- Думаете, поймали меня? - скривился подозреваемый. - Ерунда это всё. Дверцу я уже и раньше поправлял. Шкаф старый, не просто довоенный, а доисторический, по-моему. Его не ремонтировать, его выбросить пора. На месте наследников, я бы так и сделал.
- Вряд ли наследники станут разбрасываться антикварной мебелью, - покачал головой Штольман. - Особенно если учесть, что после ограбления им и наследовать особо нечего... Что ж, Василий Егорович, если в краже вы признаваться не хотите, то давайте поговорим о другом.
- Это о чём ещё?
- О вашем красивом загаре, - ответил Штольман, и Сальников закашлялся в своём углу.
- Вы что... издеваетесь? - негодующе воззрился на него Орлов.
- Что вы, отнюдь. Загар у вас особенный, морской. Не в Крыму отдыхали?
- Да вам какое дело, где я отдыхал?
- На вопрос отвечайте, - в голосе Якова Платоновича звякнул металл.
- Ну, допустим, в Крыму. Дальше что?
- В каком месте? Дикарём или в пансионате?
На лице у Орлова отразилась явная работа мысли.
- Дикарём, с палаткой, - ответил он наконец. - Станция "Семь колодезей", Ленино, Щёлкино, мыс Казантип.
- Красивые места, - встрял Сальников с усмешкой. - И что характерно, очень далеко от Бахчисарая.
- Палатку нашли при обыске? - поинтересовался Штольман.
- Да, была, - признал Сальников. - Красиво гражданин выкручивается...
- Не выкрутится, - покачал головой Штольман. - У нас совсем другие сведения, Василий Егорович. Согласно полученной информации, в период с 8 по 20 июня этого года вы снимали комнату у Алефтины Эдуардовны Шанько на улице Краснофлотской, 15 в городе Бахчисарае. 20 июня вы исчезли, вместе с вами исчезли ценные вещи хозяйки, а сама хозяйка была найдена мёртвой. Убита ударом утюга в висок.
- У гражданина Орлова с утюгами особые отношения, - добавил Сальников.
- Это верно, - кивнул Штольман.
- Я не знаю, о чём вы тут говорите, - выдавил Орлов зло. - Не получилось кражу на меня повесить, так пытаетесь притянуть за уши какой-то крымский висяк? Ничего у вас не выйдет.
- Посмотрим, - отозвался Штольман, достал из папки какой-то листок и продемонстрировал его подозреваемому. - Это фоторобот, составленный по Бахчисарайскому делу. Узнаёте, Василий Егорович? На мой взгляд, сходство вполне очевидное.
- Это же вы несерьёзно сейчас? - ощетинился Орлов. - Да по этому вашему фотороботу кого угодно можно узнать!
- Кого угодно? - деланно изумился Штольман. - И меня?
- Нет, не вас, у вас внешность не среднестатистическая. А вот коллегу вашего - вполне...
- Хорошо, - кивнул Штольман. - Я, правда, сходства с капитаном Сальниковым не вижу, но если вы настаиваете, то он тоже примет участие в опознании. Завтра, когда приедет племянница Алефтины Шанько. Она несколько раз видела вас вблизи и уверена, что сможет опознать... А теперь вернёмся к убийству Ирины Владимировны Флоринской...
Орлов выглядел теперь совсем иначе. Он весь подобрался и смотрел на Штольмана чуть ли не с ненавистью, и в лице его отчётливо проступило что-то хищное, волчье.
- Вечером в четверг, десятого августа, вы зашли к Флоринской, чтобы починить дверцу шкафа и посмотреть утюг. Полагаю, что никакого предварительного умысла у вас не было, вы никак не могли знать, что застанете женщину в одиночестве. У неё могла быть помощница Глаша, соседки, ученики - женщина одна бывала нечасто. Вы водите дружбу и частенько выпиваете с Антоном Сечиным, зятем этой Глаши, Глафиры Резниковой, и он неоднократно рассказывал вам о "старухе Флоринской" и о её коллекции - "драгоценностях шведской королевы", но, по его словам, о том, кто и когда у неё бывает, то есть о её распорядке, вы его никогда не расспрашивали. Вы принялись за работу, начали со шкафа, а может, уже успели посмотреть утюг и убедиться, что он безнадёжен. Когда приехал Кудрявцев, вы возились в спальне, и Флоринская просто закрыла дверь, чтобы вы не мешали разговору. Но то ли вам всё равно было слышно, поскольку разговор шёл на повышенных тонах, то ли вы тихо вышли, чтобы подслушать - так или иначе вы узнали, что Флоринская только что продала свою коллекцию и Кудрявцев привёз ей деньги. Это была для вас совершенно исключительная возможность, которую вы просто не смогли упустить. План возник у вас сразу, тем более, что вы уже убивали. Когда Кудрявцев ушёл, кстати, успев заметить ваш ящик с инструментами, вы сказали Флоринской, что закончили работу, и она вышла, чтобы рассчитаться с вами. Я не знаю, почему вы использовали в качестве орудия убийства гирьку от настенных часов, логичнее и проще вам было бы воспользоваться одним из своих инструментов, но возможно, ходики тоже нуждались в починке и когда гирька оказалась у вас в руках, вы просто воспользовались моментом. Первый раз вы ударили Флоринскую снизу вверх в висок, как и Шанько, но гирька легче утюга, да и Флоринская, похоже, увернулась в последнюю секунду, и первый удар прошёл по касательной. Затем она попятилась в прихожую в надежде открыть входную дверь и позвать на помощь, но она плохо ходила, поэтому вы настигли её и ударили снова у двери кухни, и ещё несколько раз, когда она уже лежала на полу. Потом вы нашли ключи от сейфа, возможно, даже в кармане только что убитой вами женщины, открыли сейф, забрали деньги и облигации. Сложили всё это, предположительно, в ящик с инструментами и ушли, прихватив с собой орудие убийства. У себя дома вы переоделись и отправились к своей любовнице, Нине Валеевой. По дороге, в сквере возле детской площадки, вы зашвырнули орудие убийства в кусты, где его и нашли добровольные помощники следствия. Вы, очевидно, пытались обтереть гирьку, но на ней, тем не менее, остались и следы крови, и фрагмент отпечатка вашего большого пальца. Далее: гражданка Валеева показала, что вы появились у неё в десять часов вечера, хотя в этот день и час она вас не ждала, и принесли ей груду белья в стирку. В этом не было ничего необычного, она частенько вам стирала, необычно было, что вы потребовали от неё постирать часть вещей немедленно, а когда она ввиду позднего времени отказалась, вы изобразили крайнее раздражение, сами накачали воды в стиральную машину и запустили  стирку. Срочность была, как я полагаю, оттого, что на вашей одежде остались следы крови... Впрочем, они и после стирки могли остаться, так что одежду вашу мы изъяли и отдали на экспертизу. Потом вы как-то заговорили Валеевой зубы, помирились с ней и около полуночи легли спать. Очевидно, вам не спалось. Вряд ли вас мучала совесть, скорее, беспокоило, что на месте преступления могли остаться ваши отпечатки и прочие следы. Возможно, вам грезились сокровища в квартире Флоринской, до которых вы ещё не добрались. А может быть, как раз ночью вы придумали, как элегантно отвести от себя подозрения, воспользовавшись перегоревшим утюгом... Ведь вы знали, что утюг неисправен, и стало быть, никак не могли использовать его для поджога. Да и вообще, вы жили в доме, который мог серьёзно пострадать от пожара, а кто же поджигает сам себя? А раз вы не поджигатель, то и не убийца. Признаю, это было очень неглупо и могло сработать. Но не сработало. Василий Егорович, вы ничего не хотите нам рассказать? Убийство двух человек из корыстных побуждений наказывается лишением свободы на срок до пятнадцати лет или даже высшей мерой наказания, так что на вашем месте я бы сотрудничал со следствием.
На несколько минут в кабинете воцарилось молчание. Орлов смотрел за окно теперь уже с какой-то звериной тоской.
- Что вы ещё хотите знать? - наконец спросил он хрипло.
- Почему, всё-таки, гирька?
- Просто получилось так, - пожал плечами Орлов. - Я, когда со шкафом закончил, пошёл к ящику с инструментами, думал, молотком старуху приложить, когда выйдет ко мне, чтобы расплатиться. А она окликнула меня из комнаты, посмотри, мол, Василий Егорович, ещё и часы - что-то цепь заклинило. Я потянул раз, другой - гирька у меня в руке и осталась. Ох, говорю, тут ещё и кольцо разошлось, надо бы поправить. И... поправил.
- В ночь убийства вы дождались, пока Валеева заснёт, и вернулись в квартиру Флоринской. В котором часу?
- Около двух часов ночи, все дрыхли уже.
- Что именно вы там делали?
- Стёр свои отпечатки везде, где их не должно было быть. Во второй раз я уже в рабочих перчатках возился, чтобы больше не следить.  Утюг в розетку воткнул и в газеты укутал.
- Что вы искали?
- Так цацки эти королевские и искал. Про них Антоха всё трепал, что они как пол-Эрмитажа стоят, вот я и решил, что за семь с лишним тысяч старуха только часть коллекции могла продать. Рылся два часа без толку почти, нашёл только этот набор с янтарём, так он вообще не из коллекции, как я понимаю, у моей сеструхи подобный, и ещё один медальон, голубоватый такой, в бархатном мешочке.
- Камею  "Девочка с соловьём"?
- Не знаю, где там соловей, а девчонка - да, была, на соседскую чем-то похожа. Вещица, как по мне, особо ценной не выглядела, без камешков, только что оправа золотая. Но взял уж, что было.
- И магнитофон прихватили?
- Это я зря, пожадничал, конечно. Он большой, пришлось на чердаке прятать, а вы взяли и нашли. Ещё и быстро так, и сразу в меня вцепились. С чего вдруг? С того, что эта девчонка увидела, как я с чердака спускаюсь? Не надо было ей помогать, пусть бы сама там блевала и до квартиры своей ползла.
Сальникову захотелось впечатать подонка лицом в стол, хорошо, сидел он далеко. Судя по выражению лица Штольмана, его тоже посетили похожие мысли.
- Дальше рассказывайте, - процедил Яков сквозь зубы. - Спрятанные вами деньги и облигации мы нашли сегодня при повторном обыске в коридоре вашей коммунальной квартиры, на антресолях в пачках старых газет и журналов. Толково было спрятано, между прочим. В первый раз обыскивали только вашу комнату, да и искали, в первую очередь, шкатулку, которая уже была у покупателя. А камея где?
- У Нинки, - буркнул Орлов. - Она шьёт, так что мешок у неё большой есть с пуговицами. Туда я вашу камею и определил. Всё равно её в комиссионку нельзя было нести, больно приметная вещица. Такую только в другом городе можно было бы сбыть через пару-тройку лет.
- Гражданин Орлов у нас с фантазией, - протянул Сальников. - И детективов много читает. У него в комнате и Конан Дойл был, и Сименон, и братья Вайнеры...
- Вы мне лучше скажите, как вы про второе убийство узнали, - перебил его Орлов. - Там-то точно нигде моих отпечатков не должно было остаться.
- Да, вы протёрли в доме Шанько почти все поверхности, - сказал Штольман, - но бахчисарайские коллеги хорошо поработали и обнаружили ваши отпечатки на рукомойнике во дворе и на раме железной кровати, на которой вы спали, - Орлов досадливо поморщился. - Но нашли мы вас не по отпечаткам...
- А как?
- Этого вам знать не обязательно. Преступникам не следует знать всё о работе милиции. Просто имейте в виду, что есть вещи, о которых вы ни в одном детективе не прочитаете...
--------------------------------------------------
- ... Риммочка, ты теперь у нас тайное оружие милиции, - сказала Мартуся, когда Володя закончил свой рассказ, но как-то совсем невесело.
Девочка прислонилась к плечу Платона, выглядела она усталой. Они все устали, а только что рассказанная история принесла не только облегчение, но и какое-то опустошение.
- Милиция и без меня прекрасно справляется, - ответила Римма со вздохом.
- Не скажи, - возразил Володя. - Конечно, убийство Флоринской мы раскрыли бы и без всякой мистики, но времени это наверняка заняло бы больше. К примеру, эта Валеева, любовница Орлова. Они вместе работали, но отношений своих не афишировали. Мы узнали из твоего видения про какую-то Нинку, его пассию, Яков сказал, Валееву проверить, и оказалась, что живёт она буквально в двухстах метрах от того места, где нашлось орудие убийства. Тут картинка происшедшего в ту ночь и сложилась.
- А почему вы решили, что Орлов возвращался в квартиру Ирины Владимировны? - спросила Мартуся. - Почему не... всё сразу?
- По времени не получается, - отозвался Платон. - Кудрявцев ушёл от Ирины Владимировны в полдевятого, а Орлов появился у своей любовницы в десять. За полтора часа он мог успеть совершить убийство, спрятать деньги и дойти до Валеевой, но перевернуть всю квартиру - точно нет.
- Всё правильно, - согласился Володя. - Возвращался он ночью, жадная тварь. Но это и неплохо: если бы не магнитофон, найденный на чердаке, мы Орлова не задержали бы сразу, и он мог бы сбежать куда-нибудь под шумок с деньгами. И ищи его потом по всей стране... А ещё, Римма, без твоего видения второе убийство могло бы не всплыть или всплыть не сразу. И вообще, то, что мы о нём знали, нам очень в разоблачении преступника помогло. У Валеевой, кроме всего прочего, мы нашли и кулон с корундом, который ей презентовал Орлов два месяца назад, - тот самый, с убийства Шанько. Так что спасибо тебе огромное за помощь. Но всё равно, я очень надеюсь, что это не будет на постоянной основе, как у Анны Викторовны...
- Пока это от моего или твоего желания никак не зависит... - покачала головой Римма. - Оно просто есть.
Она не вкладывала в эти слова никакой особой горечи, это была всего лишь констатация, но и Володя, и Платон посмотрели на неё с явной озабоченностью и сразу засобирались по домам. Парень уже попрощался и ушёл, забрав с собой Цезаря, потому что охранять их больше необходимости не было, Мартуся с Гитой на руках проскользнула в комнату, а они с Володей задержались у входной двери.
- Римм, пока не забыл: Я ещё вчера в Первую нотариальную контору ездил по поводу завещания Флоринской.
- И что? - насторожилась Римма.
- По завещанию, составленному два месяца назад, все деньги и ценности достаются Веронике, кроме камеи "Девочка с соловьём". Эта камея передаётся тебе на сохранение до восемнадцатилетия или до свадьбы Мартуси, а потом становится её собственностью. 
- Понятно, - Римма поджала губы и посмотрела в сторону.
- Римм, - позвал её Володя осторожно, - я, конечно, не имею никакого права тебе советовать...
- А если я попрошу совета? - выдохнула она и посмотрела ему в глаза.
- Одна камея, да ещё и не самая дорогая из коллекции, - это уже не столько деньги, сколько память, - сказал Володя мягко и серьёзно. - Символ. Флоринская продала коллекцию Шустеру за хорошие деньги, наследники столько от него никогда не получили бы. Этот гусь договорился бы с Кудрявцевым, тот охмурил бы Веронику с Белкиным так, что им и пять тысяч за счастье были бы.  Так что сестру и зятя Флоринская точно не обидела. Но решать, конечно, вам с Мартусей...
- Спасибо, - сказала Римма задумчиво, потом погладила его по рукаву пиджака и повторила: - Спасибо...
- И ещё Ирина Владимировна оставила тебе письмо, - продолжил Володя.
- У нотариуса? Но почему?
- Не знаю, может, наследникам не доверяла. Вас всё равно ещё пригласят на оглашение завещания, тогда и письмо заберёшь, - Римма растерянно кивнула. - И насчёт второго письма...
- Второго?
- Ну, да. Того, что Флоринская бывшему мужу написала. Яков его прочитал, и к уголовному делу оно никакого отношения не имеет. Сказал, отдать тебе, чтобы ты решила, что с ним делать.
- Почему мне?
- Ну, не Веронике же. После того, что она Флоринской по поводу мужа наговорила...
- Наверное, его надо просто отправить адресату, - сказала Римма, осторожно приняв конверт у Володи из рук. Она немного опасалась собственной реакции на прикосновение, но ничего не произошло.
- Вот и отправь, если считаешь нужным, Штольман тебе адрес нашёл, - Володя вложил ей в руки ещё один листок бумаги.
Вот сейчас Римма почувствовала какой-то отклик внутри, приглушённый, но болезненный, а потом и уже знакомое, нарастающее беспокойство.
- Получается, ещё ничего не закончилось, - пробормотала она.
Она не знала, что в эту минуту отразилось на её лице, но Володя вдруг решительно привлёк её к себе, прижался губами к виску:
- Просто скажи, чем тебе помочь?
Внутри всколыхнулось привычное, упрямое "Я справлюсь!",  и ещё "Не надо меня жалеть", и Римма даже уже почти отстранилась, упёрлась ему в плечи ладонями, но потом поймала полный тревоги и нежности взгляд и поняла, что вырываться она совсем не хочет, не может и не будет. Надо просто объяснить.
- Володя, - сказала она неожиданно громко, так что, наверное, и Мартуся с Гитой в комнате расслышали, - мне не нужна помощь. Мне... нужен ты!
Лицо мужчины мгновенно прояснилось, разгладилось, глаза потемнели:
- Ну, это-то пожалуйста, - сказал он, и снова в его голосе слышались низкие ноты, и хрипотца, и музыка. - Сколько угодно.
После этого он развернулся с ней, как в танце, прислонил её к двери и поцеловал. Когда где-то четверть часа спустя Римма, наконец, выпустила его из квартиры, она уже никого и ничего не боялась. Это было, наверное, то самое ощущение могущества, о котором накануне упомянул Штольман-старший, вот только к дару оно не имело ни малейшего отношения.
--------------------------------------------------
Следующая глава     Содержание

Отредактировано Isur (21.11.2024 11:09)