Комаровский лес вокруг озера пылал всеми красками осени. Отражаясь в водной глади, это праздничное буйство только приумножалось, а сверху распахивалось куполом удивительно синее и совершенно безоблачное небо. Римма прикрыла глаза, подставив лицо солнцу. Благодать!.. Володя подошёл сзади, приобнял её за плечи, коснулся губами затылка. Она блаженно вздохнула и подалась назад, прислонилась к нему спиной. Он чуть помедлил, но потом всё-таки поцеловал её в шею - так легко, так осторожно. Он вообще заметно осторожничал в последнее время. Это было очень трогательно, очень томительно, и не могло продолжаться долго, потому что бешеный стук Володиного сердца, отдававшийся сейчас во всём её теле, его горячее рваное дыхание, обжигавшее кожу, говорили ей совсем о другом. А ведь это они ещё были не одни: в двух десятках шагов от них Марта с Платоном бросали в воду камешки. Всё происходившее между ней и Володей казалось Римме удивительно правильным, закономерным, желанным. Им некуда было торопиться, но и особенно медлить незачем. Они уже были вместе, были парой, и от этой мысли ей было легко и радостно каждую минуту.
- О чём ты думаешь? - спросил Володя голосом, полностью выдававшим ход его собственных мыслей.
Римма тихонько фыркнула и сжала его руки у себя на талии:
- О том, какой ты всё-таки молодец, что всех нас сегодня сюда вытащил.
- Да, идея была хорошей, - согласился он, - да и с погодой повезло. Но ещё лучше было бы, если бы я эту фотографию в другой раз разглядел.
Его голос прозвучал как-то виновато, так что Римма удивлённо обернулась, заглянула ему в глаза:
- Ты не хочешь говорить о том деле?
- Римм, там история и сама по себе довольно гнусная, и для Платона тяжёлая. Семидесятый год вообще был для Штольманов таким, что врагу не пожелаешь.
- Но ведь он сам попросил, - возразила Римма.
- Именно, что сам, - поморщился Володя, - поэтому я и отказаться не могу. Взрослый он стал, мужчина, страхи свои превозмогает. Я это очень хорошо понимаю, но... не хочется.
Римма понимающе кивнула, задумчиво погладила его по рукаву пиджака:
- Мне очень нравится, как ты к Платону относишься.
- Да как отношусь? - Володя отчего-то смутился. - Хороший парень, на глазах вырос, свой совсем. Как ещё тут можно относиться?.. И вообще, я детей люблю.
- Я знаю... - Римма подалась вперёд, обняла его, потёрлась щекой о плечо. Что-то эти его слова всколыхнули в ней странное - то ли совсем не знакомое, то ли давно забытое. Горячее, нежное... Вот так стояла бы и стояла.
- Римм, мы с тобой молодёжи плохой пример подаём, - шепнул Володя ей в волосы. - Их к сдержанности призываем, а сами...
- Предлагаешь пойти пожарить мясо?
- Ну, для начала хотя бы костёр развести...
--------------------------------------------------
- ... Это сколько же здесь лука? - спросила Мартуся.
- Полтора килограмма, - отозвался Платон, - на три килограмма мяса.
Парень с племянницей нанизывали кусочки мяса и кольца лука на шампуры, пока Володя возился у костра.
- И ты сам всё порезал?
- Ну, да. Правда, не могу сказать, что это доставило мне удовольствие.
- Ещё бы! И мариновал сам?
- В полном соответствии с данными дядей Володей ценными указаниями...
- И что в маринаде? - поинтересовалась Римма.
- Уксус, сахар, немного подсолнечного масла... Горчицы не было.
- Так у нас же была! Правда, Риммочка? - Римма кивнула. - Чего же вы не сказали ничего?
- Сюрприз хотели сделать...
- И сделали, - подтвердил Володя. - Сюрприз важнее горчицы... Вы закончили, молодёжь? Угли готовы почти, минут через десять выкладывать можно будет.
Римма подсела поближе к Марте с Платоном и тоже взяла один из оставшихся шампуров, чтобы ускорить процесс. Потрогала пальцем остриё.
- Хорошие такие... Длинные, острые, рукоятки удобные.
- Это тоже дело Платоновых рук, - усмехнулся Володя.
- В смысле? - не поняла Мартуся.
- В прямом. Он их сам сделал...
- Правда? - изумилась девочка.
Парень кивнул:
- Один из побочных продуктов непрерывной производственной практики на Металлическом заводе.
- Здорово как! - Мартуся залюбовалась шампуром и, кажется, забыла, зачем он у неё в руках. - Тоша, а есть что-нибудь, чего ты не умеешь?
- Марта-а, - Платон посмотрел на девочку укоризненно.
- Что? - не смутилась она.
- Конечно, есть. Даже не сомневайся.
Володя закашлялся. Римма тоже подумала, что прозвучало это как-то многозначительно.
- Не знаю, чего там Платон Яковлевич не умеет, - протянул иронично Володя чуть погодя, - но стреляет он, к примеру, что твой снайпер. Ни разу не видел, чтобы он в тире меньше, чем девять из десяти выбил.
- В тире стрелять легко, - ответил Платон серьёзно. - А вне тира... или армейских учений, надеюсь, и не придётся никогда.
- Какой исключительно мирный Штольман, - констатировал Володя. - Хотя... Это уж точно тот случай, когда: "Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути..."
- Мы закончили, дядя Володя, - Платон взял в каждую руку по три шампура и поднялся. - Можно выкладывать...
- Ну, выкладывай, раз можно... Жарить-то сам будешь, чтобы продемонстрировать, что ты и это умеешь, или позволишь мне тряхнуть стариной?
- Давайте, я пожарю, а вы нам всё-таки расскажете, что произошло на Ильмень-озере и в Новгороде в семидесятом году.
- Ох, и упрямый ты. Штольман есть Штольман.
------------------------------------------------
- ...В сентябре семидесятого мы с Яковом приехали на Ильмень-озеро порыбачить... - начал было Владимир Сергеевич и почти сразу замолчал, задумчиво хмурясь.
Подобрать слова было... сложно, что с ним вообще-то крайне редко случалось. Сальников сказал Римме, что воспоминания о семидесятом годе тяжелы для Платона. Как будто для него самого они были лёгкими!
- Вдвоём приехали? - спросила Марта, прерывая ставшую длинной паузу.
- Вдвоём, - кивнул он. А ведь придётся как-то объяснить это девочке, уже привыкшей, что они везде и всюду всем семейством отдыхали. - Дело в том, что в начале семидесятого умерла тётя Настя...
- Дядя Володя так мою бабушку называет, - ответил Платон на недоумённый Мартусин взгляд.
- Называю, - подтвердил Сальников. - Я ведь уже упоминал, что в детдоме вырос? - Мартуся кивнула. - А тётя Настя - Анастасия Андреевна Штольман - в нашем детдоме много лет директором была.
- Это что, тоже такое совпадение? - растерялась девочка. Закономерный вопрос на фоне сегодняшних открытий.
- Нет, солнце, - покачал он головой, - это не совпадение, это - судьба...
При этих его словах отчего-то вздрогнула Римма и посмотрела на него как-то ошеломлённо. Вот что он такого сказал сейчас? Ей-то про тётю Настю всё давно было известно. Владимир Сергеевич ждал от неё вопроса, но его не последовало, и он решил позже выяснить, в чём там дело. Сейчас надо было как-то вырулить на детективную линию, не сказав ничего такого, о чём потом пришлось бы жалеть.
- Умерла она как-то очень внезапно, скоропостижно, и смерть её на нас на всех очень сильно подействовала, - продолжил он. - Так что было у нас в семидесятом году всё совсем не так, как обычно. К примеру, вместо летнего семейного отдыха - осенняя мужская рыбалка...
Тут Сальников поймал благодарный взгляд Платона. Да уж, как-то вырулил. Даже очень близким людям - а Римма с Мартусей были уже именно такими - рассказать о зияющей пустоте, образовавшейся в их жизни после смерти тёти Насти, было по-прежнему невозможно. То есть о своих собственных чувствах он Римме наедине, может, и рассказал бы, но уж точно не о том, что происходило тогда с Яковом. Штольман мёртво молчал и в день смерти матери, и в день похорон и поминок - на кладбище Сальникову пришлось отдуваться за всю семью. И это выражение его глаз - совершенно больное и потерянное - забыть так до сих пор и не получилось. Справлялся с тоской Штольман понятно как - глушил всё работой, на полгода почти переселившись в кабинет. О летнем отдыхе тогда и не думал никто, но к осени Августа не выдержала. Она приехала к Сальникову домой, когда он отсыпался после дежурства, совершенно неожиданно и без всякого предупреждения, так что он испугался, не случилось ли чего. "Ничего нового, - ответила ему женщина. - Всё то же - разве ты не видишь?" Сидя на краешке стула в большой комнате, куда он её пригласил, руки на коленях, как у пай-девочки, Августа говорила торопливо, словно боялась, что он её перебьёт: "Он нас с Платоном утешает, Володья, понимаешь, НАС! Хотя ему хуже всех. А сам о матери говорить не хочет, вернее, он говорит, но не о том. Ему напиться надо, как принято у вас, у русских... Покричать, поплакать... иначе это никогда не кончится. Поезжайте куда-нибудь с ним вдвоём. Может быть, у тебя получится, раз уж я оказалась ни на что не годна". Он согласился тогда сразу - немыслимо было отказать! - хотя мало верил, что Штольмана получится куда-нибудь увезти. Но друг выслушал его сбивчивое предложение молча, а в конце кивнул. И они поехали на Ильмень-озеро.
- Мы остановились тогда в деревне Ильмень, есть там такая, одноимённая, - продолжил он свой рассказ, - но рыбачили не только в Поозёрье, а каждый день на новом месте. Отъезжали вдоль побережья на несколько десятков километров - в одну или в другую сторону. Рыба хорошо шла без особых ухищрений - налим, окунь, даже щука. Уху варили в котелке. На ночь не каждый день в деревню возвращались. То в машине ночевали, то прямо у костра комаров кормили. Но в тот день - через неделю где-то после приезда - резко похолодало, и мы решили вернуться в Ильмень ближе к ночи, и где-то в районе деревни Коростынь чуть ли не под колёса нашей машины бросился раненый человек...
--------------------------------------------------
Следующая глава     Содержание

Отредактировано Isur (21.11.2024 15:43)