- Яков Платонович.
- Ваше превосходительство.
Антон смотрел во все глаза, как сошлись в центре кабинета эти две фигуры. Варфоломеев первый протянул руку. Штольман, помедлив, ответил на рукопожатие. Лицо хоть и было непроницаемо, но сквозила в его облике настороженность. После повернулся к Антону и кивнул: глаза сверкнули на мгновение искренней радостью. Похолодевшим тоном обратился к Варфоломееву:
- Я приглашен для допроса?
- Отнюдь. Все обвинения с вас сняты, Яков Платонович.
- То есть…
- Скрябина Нежинская застрелила, - торопливо встрял Антон. Штольман с недоумением глянул на него, потом на генерала. Тот чуть поморщился недовольно, но кивнул:
- Да, это правда. Заключение по вскрытию явно указывает, что не ваша пуля поразила убитого.
Штольман молча воззрился на Варфоломеева, видимо, не спеша радоваться и ожидая какой-то каверзы. Но тот просто смотрел внимательно на него, и Антон явственно слышал диалог меж ними.
«Всё устроилось как нельзя лучше. Для вас».
«Но это невозможно».
«Чудеса случаются, вам ли не знать».
«Что же теперь?»
- И что же теперь? - вслух спросил Штольман – голос низкий, рокочущий от скрытого напряжения.
- Теперь – жить дальше, - пытливо вгляделся в его глаза генерал и продолжил, – и служить отечеству. Что же ещё…
После повернулся к Коробейникову:
- Вы не оставите нас, Антон Андреич? У меня есть к господину Штольману конфиденциальный разговор.
Антон кивнул, подошел к Штольману и с чувством пожал тому руку. А уж после вышел прочь. В коридоре у дверей также навытяжку стоял адъютант. В управлении было непривычно тихо для нынешнего времени. Антон быстро прошел в приемную и громко объявил:
- Все обвинения с господина Штольмана сняты.
Чернышов как сидел, так и остался на месте, только рот открыл и покрутил головой от чувств, не находя слов. Откуда ни возьмись в приемной стали появляться подчиненные, городовые, дознаватели. Все шумели, гомонили, обсуждали произошедшее. В этот гомон вдруг ворвались другие звуки:
- Позвольте. Разрешите. Пропустите!
Сквозь толпу полицейских протиснулся, преисполненный решимости Виктор Иванович Миронов и, направившись к Коробейникову, заявил:
- Господин следователь, имею честь обратиться. Я адвокат задержанного нынче господина Штольмана. Посему требую проводить меня к моему подзащитному.
- Уже не надо, - покачал Коробейников, помимо воли расплываясь в улыбке.
Но Миронов не принял веселого тона и сердито продолжил:
- Вы не в праве отказать обвиняемому в защите. Я требую…!
- Нет у нас нынче обвиняемых. То есть, в арестантской сидят, конечно, задержанные, вот только господина Штольмана среди них нет!
- Его что, уже… отправили в Петербург?
- Оправдан, Виктор Иваныч! Вчистую оправдан! – воскликнул Антон, и Миронов даже отступил назад.
- То есть… Это правда?
- Самая что ни на есть!!!
- Вот значит как, - забормотал, растерявшись, адвокат, лишившийся только что самой главной для него работы. – Я тогда… здесь Анна. Я должен…
- Папа, что здесь? – звонкий голос, раздавшийся в приемной, заставил всех умолкнуть. Анна решительно подошла к отцу, следом от дверей шла Мария Тимофеевна, протянув руки к дочери, словно мать, беспокоящаяся, чтобы её дитя не упало.
- Аннушка, всё! Всё разрешилось! Яков Платонович оправдан.
Анна только что была сама тревога и тут же, словно по мановению волшебной палочки, обмякла, отец еле успел её подхватить. Потом подвел к лавке и, усадив, присел на корточки. Мария Тимофеевна опустилась рядом. Они хлопотали над дочерью.
Полицейские, что были в приемной, в смущении отвернулись от семейства Мироновых и сами собой разошлись кто куда.
- Но где же Яков…, где Штольман? – подняла глаза на Антона Анна.
- У Варфоломеева. Беседуют.
- Что-о?
Всяческая слабость с Анны схлынула. Она вскочила и всплеснула руками:
- Опять?! Что на этот раз?!
- Аннушка, ну что ты так всполошилась, девочка моя? – Мария Тимофеевна подскочила следом и приобняла Анну. Поднялся и отец, но он ничего не стал говорить, а лицо его красноречиво повторяло мысль, которую только что высказала Анна: «опять?!!»
- Нет, я должна непременно увидеть господина Варфоломеева и…
- Добрый день, Анна Викторовна, - послышался рокочущий голос генерала, и в приемной показался он, а рядом с ним… Анна пошатнулась, а потом со всхлипом кинулась на грудь Якову Платоновичу Штольману.
***********************
- Как я счастлива, что на этот раз точно всё позади.
- Вы как себя чувствуете?
- Невероятно живой, вот как я себя чувствую. А вы? Вы не спали, круги под глазами. Ну, что вы улыбаетесь? Я серьезно. А ели когда в последний раз?
- У-у, сколько вопросов. Может, мне обратно в камеру?
- Ну, вот что вы смеетесь?
- Не сердись, родная, всё хорошо со мной. Ты рядом, живая, здоровая, всё остальное такая ерунда.
Они вдвоем под шумок сбежали ото всех в ближайший парк. Им, конечно, дали улизнуть: папа с преувеличенной сосредоточенностью взялся беседовать с Варфоломеевым, к ним подключился Антон Андреевич. Мама, было, обернулась к ним Яковом Платоновичем с невысказанным вопросом, но папа, взяв её под руку, настойчиво привлек к себе, представив высокому начальству.
И вот теперь они с Яковом шли, держась за руки, и наговориться не могли. Дурачились, шутили, немного оттягивая тот момент, когда предстоит тяжелый серьезный разговор о том, что произошло, как получилось, что последнее событие едва не стоило им жизни. Анна держала за пазухой этот камушек, но ей так спокойно и хорошо было сейчас, что совсем не хотелось говорить о том, что так страшно началось и так счастливо закончилось. Народу на главной аллее было довольно для этого солнечного дня, и они быстро свернули в узкое ответвление и там уже медленно пошли по запятнанной солнечными веснушками тропинке.
Невдалеке показалась скамейка, и Яков устремился к ней, стряхнул листья, мелкие сучки и усадил Анну, сам же устроился рядом, глядя нежно и пристально. Анна набрала воздуху в грудь, чтобы, наконец, признаться в том главном и чудесном. О чем она узнала накануне, и от кого: от Лассаля! Вот ведь ирония судьбы!
Яков же, чуть хмурясь, спросил то, о чем он явно размышлял подспудно с самого своего освобождения из-под стражи. И она это сейчас явственно поняла.
- Я ведь попал в Скрябина. Как же получилось, что на вскрытии извлекли не мою пулю? А моя где же? Загадка. Вы не знаете ответа на неё, Анна Викторовна?
Анна отвела взгляд:
- Нина Аркадьевна убила моего сумасшедшего похитителя, вы не виновны и на свободе. Остальное, - она вновь взглянула на него прямо, - не важно!
- То есть всё дело в заключении врача?
- Почему вас это тревожит? Всё же позади.
Штольман посмотрел на неё исподлобья, потом серьезно ответил.
- Я должен знать правду, чтобы никто не смог меня шантажировать тем, что может вдруг открыться.
- Вам что-то такое сказал Варфоломеев? – нахмурилась Анна.
- Нет, - помедлив, покачал головой Яков. – Он был сама любезность и вроде бы искренне порадовался, что дело разрешилось столь удачно для всех заинтересованных сторон. – Он помолчал, потом прищурился. – И всё же меня не оставляет ощущение, что в этом деле есть второе дно, о котором мне следовало бы знать. Я прав?
- Ну, хорошо, - начала со вздохом Анна, разглаживая ткань юбки на коленях. – Я подменила пули. Доктор написал заключение. Ульяшин отнес пулю из вашего «бульдога» в тот дом, если вдруг кто-то захочет продолжить следствие. Вы выстрелили в стену. Нежинская в Скрябина. На этом дело закончено.
Она вскинула глаза на Штольмана, тот сидел, покусывая губы, что означало крайнюю степень задумчивости.
- Но ведь никто не пострадал от этого подлога, - умоляюще начала она, кладя пальчики на его рукав. - Нежинская скончалась там же. Отправилась туда, откуда… нет возврата. Почему вы так встревожены?
- Нет, ничего, - качнул он головой и, наконец, улыбнулся своей кривоватой улыбкой, предпочитая более ничего не говорить. – Вы снова спасли меня. В который уж раз… Вы мой ангел-хранитель.
Он взял её пальчики и прижался к ним губами.
- А теперь я должна вас спросить, - тихо начала она, не отнимая рук. – Нина пришла убить меня, заявив, что вы отдали ту проклятую папку. И Лассаль тоже дал понять, что папка у него. Вы… отдали её?
Он усмехнулся, накрывая её ладошки второй рукой и согревая лаской:
- Я был готов к тому, что папку потребуют взамен на вашу жизнь и свободу. Потому сделал так, чтобы эта папка никому не была полезной. Пришлось постараться и подделать документы, что-то убрать, что-то оставить, какие-то цифры подправить. У меня было для этого достаточно времени, чтобы документы выглядели правдоподобно. Поверьте, Аня, эта папка не причинит никому вреда. Вряд ли Лассаль уж так разбирается в этом. Причем, - он вновь стал серьезным, - я ведь не верил, что они отдадут вас мне. Но вот странность: Лассаль, забрав папку, даже не особо скрывался и позволил себя выследить. Позже я понял, почему: он собирался вывести меня к Нежинской, с которой он уже решил покончить и скрыться со всеми деньгами и этой папкой. Для меня в тот момент главным делом было добраться до вас и спасти из лап этих чудовищ.
- А Лассаль снова оставил мне жизнь, - протянула Анна. Глаза её подернулись воспоминаниям о том парализующем ужасе, что охватил её в ту давнюю их встречу с Жаном, после исчезновения Якова.
- Снова? – непонимающе переспросил Яков.
- Снова. Тогда, четыре года назад вы пропали. Я бродила по улицам, не помня себя от горя и вдруг в отражении витрины заметила, что за мной следит француз. Бросилась бежать. Он за мной. Я вбежала в тот дом, помните, где девочки вызывали дьявола.
- Конечно. Моё второе серьёзное дело в Затонске, - кивнул Яков, крепче сжимая её подрагивающие пальчики и стремясь передать тепло и успокоение.
- Я взбежала наверх по лестнице и уперлась в тупик. А он уже догнал меня тогда и подходил с усмешечкой такой, знаете, - Анна даже глаза прикрыла, плечи её вздрогнули от вновь переживаемого ужаса. – И я решила: пусть он убьет меня, но я узнаю, где вы! Спросила у него напрямую тогда. А он так улыбнулся и сказал: в любом несчастье сherchez la femme.
- Ищите женщину, - процедил Яков – глаза его заледенели. – Что потом?
- Он обогнул меня и скрылся в потайном ходе. Похоже, он знал здесь все ходы и выходы наперечет. А в этот раз…
Анна прервала повествование, ойкнув – Яков слишком сильно сжал её руки. Он ослабил хватку, а она продолжала:
- А в этот раз он… метнул нож в Нежинскую. Я решила в тот момент, что и со мной всё кончено. Но он сказал, что…, - Анна смущенно кашлянула и закончила, - что не убивает детей.
- Что это значит? – непонимающе прищурился Штольман
- А вы как думаете?
- Даже представить не могу… У него могла быть дочь, и он вас представлял… не знаю, – со вздохом сдался он
- Лассаль сказал, что я скоро стану матерью, ну а вы, Яков Платонович, - отцом. – И улыбнулась, наслаждаясь его ошарашенным видом.
- То есть, но… вы… к-как? Когда? – только и смог выговорить Штольман.
- Вы смущаете меня, - смеясь, отвечала она, потом притворно вздохнув, заявила. – Мне кажется, вам пора уже навестить моего отца и, в конце концов, просить моей руки.
- Вы же знаете – я готов, - вновь нахмурился Яков. - Только вот Скрябина больше нет, а как же с проклятым гипнозом?
Анна стала серьезной:
- Когда он похитил меня и провел по подземному ходу из дома Клюева, у самого выхода вдруг в глаза мне ударил яркий свет, или мне так показалось из-за того, что мы долго пробирались в темноте. Потом я уже позже думала о вас, о нашем будущем и вдруг поняла, что мне больше ничто не мешает, словно бы воздуху прибавилось и стало легче дышать. А может быть…, - она положила ладонь на живот и, опустив голову, с любовью тихонько его погладила. – Может быть, это он. Он меня освободил от этих оков, наш малыш.
- Аня, - хрипло заговорил Штольман. Она вскинула на него взгляд и заметила блеснувшие слезы. Он тряхнул головой, щепотью вытер глаза, потом взял её руки в свои и несколько неловко от торжественности момента проговорил:
- Я люблю вас, Анна Викторовна, и прошу вверить мне свою жизнь и судьбу. А моя жизнь и судьба навеки быть с вами, защищать и оберегать, быть вам мужем и отцом нашему ребенку. Вы согласны?
Ответом ему было тихое и счастливое «да».
