***
Анна действительно находилась у себя в спальне. Вопреки диагнозу Милца, у нее не было нервного расстройства. Однако последнее прикосновение Елены подействовало на нее странным образом. Анна словно спала с открытыми глазами, горела в холодном жару, потерялась в родном доме. Она не заметила, как наступила ночь, миновал день, снова стемнело. И лишь на второе утро после убийства она окончательно пришла в себя.
Анна встала с постели и распахнула окно. Первые лучи восходящего солнца позолотили растрепанные завитки надо лбом, прохладный утренний воздух освежил горящие щеки. Силы вернулись, а с ними и жажда действия. Сколько времени потеряно зря!
Анна с трудом дождалась завтрака. Есть не хотелось. Но ей не нужен был переполох, связанный с ее исчезновением, поэтому она сделала все, чтобы убедить родителей в том, что совершенно здорова. Она выпила чаю, съела пирожок и отправилась в сад с книжкой и пледом. Марья Тимофеевна проводила ее обеспокоенным взглядом.
Материнская интуиция не ошибалась: в пледе скрывалась шляпка. Забравшись в дальний уголок сада, Анна огляделась. Вокруг никого не было. Она надела шляпку, отложила плед и книгу. Оседлала велосипед и отправилась туда, где, по ее мнению, она была нужна.
Ей следовало вернуться в поместье Рогозина и попытаться вызвать дух Елены. Местная полиция точно не справится, ведь нет даже Коробейникова, не говоря о Штольмане. Значит, надо взять расследование в свои руки.
Так рассуждала Анна, проносясь по загородной дороге. Она старалась не думать о том, что дар пропал. Может, именно здесь он вернется! А чтобы отвлечься, строила теории о причине убийства. Получалось плохо - Анна почти ничего не знала о Рогозине и очень мало о Елене. Однако тот факт, что целью убийцы были именно и жених, и невеста, о многом говорил.
Добравшись до поместья, Анна оставила велосипед у обочины и пошла к роще. Но заплутала в обширных угодьях Рогозина и вышла совсем не туда, куда надо. Или наоборот?
На дорожке лежала срезанная ветка. Анна подняла ее и внимательно осмотрела. Точно, не сломана, а срезана. Может, кусты подстригали? Она огляделась. Нет, не похоже. Хотя вот еще одна ветка.
Анна сошла с дорожки и принялась искать пострадавший куст. Он нашелся нескоро, потому что находился далеко от дорожки. Зато сразу стало ясно, что садовник тут ни при чем: в густых зарослях зияло нечто вроде окошка, откуда прекрасно просматривалась беседка, оказавшаяся совсем рядом!
Анна мысленно провела прямую линию, которая начиналась от куста и заканчивалась тем стулом, на котором сидел Рогозин. Стреляли наверняка отсюда. Она прошла по траве, поднялась по ступенькам в беседку. Прикрыла глаза. «Дух Елены, явись мне! Дух Елены, явись!». Ничего. «Дух Михаила, явись мне!». Ни отклика, ни потустороннего ветра, лишь кружится голова. Анна покачнулась, сделала шаг назад и вдруг оступилась. В испуге взмахнула руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, и не смогла. Анна вскрикнула, ощущая спиной неумолимую пустоту. Но не упала. Чьи-то надежные руки подхватили ее.
***
Николай Васильевич не находил себе места. Уж как хорошо жилось в Затонске прежде! Не зря он просился на службу именно сюда. И с легкостью получил назначение, бывшие однокашники метили на места пожирнее, где почестей побольше. Но ведь и хлопот не оберешься! Одним угождать, других в узде держать, самому всегда быть начеку. Нет уж! Николаю Васильевичу такого добра не надобно.
Затонские тишь для гладь были для Трегубова истинной благодатью. Почета ему хватало, а усилий никаких и прилагать не приходилось. Следишь, чтоб городовые вовремя записывали, кого на ярмарке арестовали, кого по пьяной лавочке в холодную посадили, чтоб протрезвел. Начальству рапорты шлешь. Редко-редко инспектор нагрянет. Ну да за все годы, что Трегубов служил в Затонске, это случилось всего раз. Да и то все прошло, как по маслу: инспектор три дня угощался местной настойкой и уехал в преотличном настроении.
Опять же, охота, рыбалка здесь знаменитые. А госпоже Трегубовой очень по душе здешний творог и разносолы. Внуков с малолетства на лето сюда вывозят, как на дачу. Хорошо!
И надо ж было такому случиться в его ведомстве! Конечно, Николаю Васильичу было лестно, что такой богач, как Рогозин, построил в Затонске дом. Больше-то некем похвастаться, князья в такую глушь не едут. Да и к лучшему. Для них приемы надо устраивать, все по высшему классу. А кому, как не полицмейстеру этим заниматься, -после градоначальника Трегубов здесь второе лицо. Вот и выходит, что чем меньше в Затонске знатных господ, тем полицмейстеру спокойнее.
Рогозин бывал наездами, приемов не любил и служил приятным поводом к беседе. Замечательное соседство! Да вот как обернулось. Николай Васильевич тяжело вздохнул.
Хорошо хоть из столицы чиновника прислали. Но только приезжий смущал Трегубова не меньше самого происшествия. Кто его знает, найдет ли злоумышленника. А свалит наверняка на полицмейстера, мол, не оказал содействия! Помощника ему подавай. Где ж его взять? Можно кого-то из городовых приставить, кто посмышленее. Так нет же, отдельно городовых назвал, отдельно помощника. Значит, не из простонародья. Местный… Желательно молодой и проворный… Кого бы предложить? Дело-то особой важности!
И тут Николая Васильича осенило. Шумский! Ну конечно! Не из простых. Военному делу обучен. Живет у тетки, ждет назначения в полк. Мается в глуши. Да он только рад будет, предложи ему убийцу разыскивать, да еще не в одиночку, а со столичным щеголем. Опять же и полицмейстеру польза – что приезжий утаит, свой непременно доложит. Ай да Трегубов, голова, похвалил себя Николай Васильевич и кликнул дежурного.