Забываясь ненадолго тревожным сном и снова просыпаясь, я с трудом дождалась утра, и, придумав какое-то оправдание, чтобы пропустить семейный завтрак, кинулась в управление. Оказалось, зря я так торопилась. Вполне могла бы и позавтракать дома, потому что ни Яков Платонович, ни Антон Андреич еще не приходили. Домой возвращаться смысла не было, так что я устроилась на стуле в приемной и принялась ждать.
Наконец в дверях показалась знакомая фигура в котелке и с тростью. Устав от ожидания, я едва не кинулась ему навстречу, торопясь выложить все, что мне поведал дух:
– Яков Платоныч! Я видела убийцу! Этот человек был в капюшоне…
Но, кажется, сегодня с утра господин Штольман пребывал не в духе, и вовсе был мне не рад.
– Во сне, я полагаю? – перебил он меня язвительно.
И, даже не подумав остановиться, пошел дальше, будто бы меня тут и не было. Подумать только! Я всю ночь не спала, торопилась сообщить ему то, что узнала, а он даже разговаривать со мной не желает!
– Да как Вам угодно будет! – сказала я ему, обиженная таким небрежением.– Но я знаю, как это произошло!
Штольман остановился и неохотно повернулся ко мне, взглядом и выражением лица давая понять, что выслушать меня он, так и быть, согласен, но прислушиваться к моим словам не намерен. Ладно, посмотрим, что он скажет, когда я ему расскажу, что видела!
– Это была дуэль! – сообщила я ему, подходя ближе. – Первым стрелял студент. Убийца стрелял в ответ. К сожалению, я лица не разглядела…
– Вас разбудили? – перебил он меня насмешливо.
Ох, ну вот опять! Почему, ну, почему он никогда меня не слушает, не воспринимает всерьез?
– Бросьте Вы ваши шутки! – сердито сказала я, давая ему понять, что не намерена отвлекаться от дела. – Это неуместно.
– Простите, но Вы же сами… – начал он спорить, но я не намерена была заострять внимание на его манере всегда надо мной насмехаться. Убийство куда важнее моих личных обид!
– Это определенно была дуэль!
– Ну что же Вы все с этой дуэлью! – раздраженно сказал следователь.
Я была готова отстаивать свою правоту, но тут нас прервал подошедший околоточный:
– Прощения просим-с, Яков Платонович! Срочное дело! Егерь объявился. Экипаж ждет.
Ну, разумеется, со срочным делом я, даже со всеми духами мира вкупе, конкурировать никак не могла. Яков Платонович быстро попрощался со мной и вслед за Ульяшиным покинул управление. Что ж, я сделала все, что могла. Он еще убедится в моей правоте в свое время. А пока что я имею возможность и время снова призвать дух студента и попытаться выяснить еще что-нибудь. Если я хочу помогать следствию, не стоит обижаться на дурной характер господина Штольмана. Вот ведь Антона Андреича он тоже все время шпыняет, но тот не обижается и даже рад с ним работать. И я не стану расстраиваться, просто постараюсь быть полезной.

Днем мама снова настояла, чтобы я отправилась на очередную примерку. Платье было почти готово, и я утешала себя тем, что скоро эта бесконечная пустая трата времени завершиться хотя бы на время. Хотя вряд ли надолго: маме все время кажется, что в моем гардеробе еще чего-то не хватает.
– По-моему, чудесно получилось! – радостно сказала мама, когда я показала ей, как сидит на мне почти готовое платье. – А тебе как, Аннушка?
– Ну, и куда мне в этом? – спросила я, обозревая в зеркале парадное платье, украшенное дорогим кружевом. – Ну, я же на куклу похожа!
– Ну, как куда?  – возмутилась мама. – Скоро большой прием у генерала Савельева. Нужно быть во всей красе.
– Кому нужно? – проворчала я сердито.
– Тебе нужно, – строго ответила мама. – Не вечно же в девицах ходить!
Нет, не мне. А вовсе даже маме. Ей очень нужно, чтобы я поскорее замуж вышла. И ее ни капли не заботит, что у меня иные интересы. Но переубеждать ее – дело бесполезное, так что я лишь отмахнулась от этого разговора, скрывая раздражение. В конце концов, принудить меня дать согласие на брак никто не может. Так что об этом спорить?
– Ой, мам, ну, почему вы всегда об одном? – вздохнула я, направляясь в комнату для переодевания.
– Дорогая мая, но это же самое главное! – всплеснула руками мама.
Она на самом деле так считает. Что главное и единственно возможное для женщины – выйти замуж. Нет, не так: главное – удачно выйти замуж! А я вот считаю иначе. И буду отстаивать свое мнение, стараясь, разумеется, не конфликтовать лишний раз. Так что пусть уж оно будет, это платье. Я даже на прием схожу, раз мама так настаивает. А вот все остальное – это мы еще поглядим, чья возьмет. Лично я замуж не собираюсь. Не интересуют меня эти глупости!

– Это платье великолепно, – продолжала рассуждать мама, когда мы вышли из ателье. – Пожалуй, тебе стоит обновить гардероб.
Но я ее уже не слушала, потому что на противоположной стороне площади около торговых прилавков стоял уже знакомый мне дух студента и смотрел прямо на меня. И не просто смотрел. Он явно пытался привлечь мое внимание к человеку в модном пальто столичного покроя, рассматривающему товар. Судя по настойчивости духа, этот господин в красивом пальто и цилиндре как-то был замешан в смерти несчастного студента.
– Анна, что с тобой? – окликнула меня мама, – Ты здорова?
Увлекшись наблюдением, я совсем забыла, что не одна. И мама явно решила, что со мной не ладно.
– Да, я просто задумалась, – успокоила я маму, не сводя глаз с незнакомца.
– Ну, тогда, может быть, поедем?
Нужно срочно придумать что-то, чтобы не ехать с мамой домой. Этот человек в пальто, несомненно, очень важен для следствия, я должна за ним проследить.
– Ой, я же забыла совсем! – воскликнула я, стараясь, чтобы моя выдумка звучала максимально правдоподобно. – Я же Коробейникову обещала помочь с переводом! Ой, так некрасиво получается! Наверное, заждался меня уже совсем.
Мама нахмурилась. Кажется, она не слишком-то мне поверила. Да и мое общение с полицейскими ей не нравилось. Но Антону Андреичу мама всегда благоволила, называя его славным юношей. Вот если бы я господина Штольмана упомянула, был бы скандал. Хотя, казалось бы, какая разница? Что Яков Платонович, что Антон Андреич – оба полицейские. Но разбираться в маминой логике мне было недосуг, в любой момент человек в пальто мог покинуть площадь, и тогда мне его уже будет не догнать.
– В общем, я ненадолго и к ужину обязательно вернусь, – подвела я итог и, не слушая мамины оклики, кинулась в погоню за удаляющимся цилиндром.
Стараясь не привлекать к себе внимания, я проследовала за незнакомцем до того момента, как он зашел в дом. Обычный дом, ничем не примечательный. Что же теперь делать? Пойти за ним? А вдруг он меня заметит? Или бежать в полицию? А вдруг он здесь не живет? Уйдет – и как потом его искать? Подожду покамест. Вдруг, да и выйдет.

Мое ожидание оказалось оправданным. Вскоре он вышел, но уже без чемодана, явно оставив его внутри. Должно быть, в этом доме сдают комнаты постояльцам. Стало быть, следить за человеком в цилиндре нужды больше нет. Лучше проникнуть в дом и постараться выяснить о нем побольше. Ведь чтобы Яков Платонович отнесся к добытым мною сведениям с вниманием, мало сказать ему, что на этого мужчину указал дух студента. Нет, господину Штольману требуется что-то более существенное, и я это обязательно раздобуду!
В доме  и в самом деле оказались меблированные комнаты. На мой стук открыла женщина средних лет, должно быть хозяйка.
– Здравствуйте, меня зовут Анна, я дочь адвоката Миронова, – представилась я. – И по поручению начальника полиции господина Артюхина я должна тайно осмотреть комнату вашего нового постояльца. Я надеюсь, вы понимаете меня, да? Тайно!
Надеюсь, это сработает. А еще надеюсь, что ни папа, ни славный Иван Кузьмич никогда не узнают, что я использовала их имена в собственных интересах. Впрочем, совесть меня мучила не сильно. Я же не для себя, а для пользы расследования!
– Я не могу, – запротестовала квартирная хозяйка.
Не сработало. Что ж, это еще не все мои аргументы.
– Не можете? – наигранно вздохнула я. – Ну, хорошо. Я тогда сообщу господину Артюхину, что вы отказались оказать помощь следствию. Да, и вероятно вас лишат патента, – прибавила я, делая вид, что хочу покинуть дом.
– Да как же это! – кинулась за мной женщина, – Да что же это!
– Перестаньте вы охать, – строго сказала я ей. – Ваш постоялец государственный преступник.
– Ох ты, Господи! – всплеснула она руками. – А такой приличный господин с виду. Да и остановился всего на сутки.
– Ключ от комнаты, – потребовала я, протягивая руку. – На пять минут.
Ключ перекочевал в мою ладонь, и я поспешила в комнату. Время и в самом деле поджимало. Хозяин вещей мог вернуться в любую минуту, я ведь не знала, куда и насколько он ушел.
Но как же сложно что-то найти, если не знаешь, что искать! Первым делом я перерыла бюро, стараясь впрочем, чтобы мое вмешательство было малозаметно. Но там вовсе ничего не оказалось. Ах, ну, что это я творю, в самом деле! Он же только заселился и собирался завтра съезжать. Вряд ли он стал бы перекладывать вещи в бюро. Приведя все в прежний вид, я решительно открыла чемодан. Перебрала вещи, даже перетрясла нашедшуюся там книгу, но не обнаружила ровным словом ничего. Тогда я принялась планомерно обыскивать комнату, переворошив кровать, заглянув под матрац и за умывальник. Снова ничего. А время шло!
И тут знакомый холодок пробежал по спине. Резко оглянувшись, я увидела дух студента, что-то писавшего за конторкой. А он здесь зачем? Неужели пришел помочь мне? Пока я размышляла, дух поднял голову и взглянул мне в глаза. И я мгновенно провалилась в видение.

Я видела красивую комнату с картинами на стенах. В комнате за столом сидел тот самый студент и что-то писал. Вот он поднял голову и сказал, глядя на кого-то: «Благодарю вас, господин Морель». А в следующую секунду я увидела давешнего незнакомца, только не пальто в цилиндре, а в красивом дорогом сюртуке. И он улыбался, явно чем-то довольный, чрезвычайно неприятной, даже злой улыбкой.

Видение оставило меня так же внезапно, как и пришло. Я оглядела комнату: духа за конторкой больше не было. Видимо, он сказал все, что хотел. Впрочем, он и вправду сообщил мне самое главное: имя незнакомца. И я уверена, что этот Морель был замешан в смерти студента. И знаю, где он живет. Вот теперь следует поспешить и рассказать все Якову Платоновичу. Уверена, он будет рад моей информации! Возможно, даже похвалит меня за находчивость!

До полицейского участка я бежала бегом, бегом же миновала и дежурного городового, посмотревшего на меня в изумлении, но остановить не попытавшегося. Ко мне все давно привыкли в управлении. Все, кроме Якова Платоновича, который продолжал каждый раз удивляться, когда я приходила. Ну, ничего. Теперь, когда я приведу его к Морелю, он точно оценит мою помощь! Едва постучав, я влетела в кабинет следователя – и разочарованно уставилась на пустой стол.
– Анна Викторовна, здравствуйте,  – поднялся мне навстречу Коробейников, – какими судьбами?
– Добрый день, Антон Андреич, – кивнула я ему, с трудом переводя дыхание. – А у меня срочное сообщение для Штольмана! Где он?
– Он уехал срочно, – ответил помощник следователя и, видимо, заметив мое огорчение, поспешил утешить, – Он скоро вернется, наверное. Хотите подождать? Может, водички?
Судя по тому, как обеспокоился славный Антон Андреич, вид у меня был совершенно сумасшедший, но это меня мало волновало сейчас. Куда неприятнее было отсутствие Якова Платоновича. Ведь Морель мог и не задержаться до завтра. Закончит свои дела и покинет Затонск. И ищи ветра в поле. Что же делать?
– Я видела очень подозрительного господина, – поведала я Коробейникову, пока он наливал мне воду. – И я убеждена, что он причастен к недавнему убийству.
– Почему вы так считаете? – спросил Антон Андреич, подавая мне стакан.
– Просто знаю, – ответила я, залпом выпивая воду. – Поверьте мне. Кажется, его зовут Морель.
– Морель?! – просветлел лицом Коробейников. – Уваков тоже говорил про Мореля, он и охотится за ним!
Я понятия не имела, кто такой Уваков, но, судя по тому, как произнес его имя Антон Андреич, тоже полицейский. Кажется, в полиции известно имя Мореля, они даже знают, что он преступник. А я знаю, где он. Вот теперь-то Яков Платонович не сможет больше относиться к моим словам с недоверием! Лишь бы Морель не сбежал раньше, чем он вернется. Впрочем, а зачем ждать? Мы с Коробейниковым вполне можем задержать преступника, ну, по крайней мере, до прибытия Штольмана. А ему записку оставим, чтобы знал, где нас искать и зачем!
– Нужно торопиться, пока не произошло непоправимое, – сказала я, имея в виду, разумеется, побег Мореля. Достав из сумочки карандаш и блокнот, я быстро записала улицу и номер дома и отдала листок Коробейникову. – Вот, это его адрес.
– Может быть, дождемся все-таки господина Штольмана, – с некоторой нерешительностью в голосе спросил Антон Андреич.
Ну, да, дождемся! А Морель за это время скроется, и получится, что я опять зря подняла тревогу! Нет, не бывать такому. Но и идти к Морелю в одиночку не хотелось бы. Лучше попробовать все-таки уговорить Коробейникова. Обычно мне это удавалось.
– Антон Андреич, – обратилась я к нему строго, – вы что, не понимаете, что речь идет об убийстве? Надо немедленно задержать этого господина!
– А вы что, – спросил Коробейников, разглядывая бумажку с адресом, – вы следили за ним?
Господи, дай мне терпения! Разумеется, я следила! Он, что, думает, что мне дух адрес сообщил?
– Так, мы идем, Антон Андреич? – спросила я, не желая длить эти бесполезные разговоры.
Он прямо заметался, не в силах принять решение. Я видела, что ему не хочется  отпускать меня одну, но и идти со мной боязно. И эти его колебания подсказали мне, как правильно действовать.
– А что если нам дождаться все-таки Штольмана? – нерешительно спросил Коробейников. – В управлении сейчас нет ни одного свободного городового.
– Вы, Антон Андреич, может, боитесь? – спросила я, надевая перчатки и всем своим видом показывая, что готова в таком случае отправиться к Морелю в одиночку.
– Что вы такое говорите, Анна Викторовна, – ожидаемо расстроился Коробейников и полез в стол за револьвером. – Из ваших уст слышать это обидно очень.
Он быстро написал записку для Штольмана еще и от себя, приложил к ней написанный мной адрес и, убирая в карман свой огромный грозный револьвер, повернулся ко мне. Лицо его было хмурым и насупленным, и мне сделалось стыдно.
– Любезный Антона Андреич, я не хотела вас обидеть, – сказала я от всей души.
Он улыбнулся коротко, давай понять, что принимает мои извинения, а потом решительно надел шляпу и кивнул мне на дверь. Я последовала за ним. Вот теперь господин Морель никуда от нас не денется!

Квартирная хозяйка, увидев револьвер Коробейникова, без споров дала нам ключ от комнаты. Мы спрятались и принялись ждать. Однако, какое же это скучное дело – засада. Разговаривать мы не могли, опасаясь, что Морель может из коридора понять, что в комнате кто-то есть. Хорошо еще, что плотные шторы не позволяли увидеть с улицы свет, поэтому можно было зажечь свечу. Хоть не в темноте сидели. Время шло и шло, но никто не появлялся. Я устала сидеть сиднем и принялась расхаживать по комнате, но старые половицы скрипнули.
– Тише, – шикнул на меня Коробейников. – И добавил озабоченно. – Скорей бы Штольман приехал!
– А как он узнает, где мы? – спросила я, совсем забыв про адрес, что написала на бумажке.
– Я ему записку оставил, – шепотом напомнил Антон Андреич.
Ах, да, точно! Он же при мне ее писал! А у меня от волнения все из головы вылетело.
Хлопнула входная дверь, гулко простучали шаги по коридору. Антон Андреич быстро задул свечу, и мы с ним отступили вглубь комнаты. Морель? Может, все-таки Штольман? Хорошо бы, если бы он!
Но это оказался Морель. Едва он вошел в комнату, как Коробейников, держа револьвер наизготовку, шагнул ему навстречу.
– Господин Морель, вы арестованы, – твердо сказал он.
Морель, кажется, и не взволновался ничуть, разве что удивился:
– За что?
Антон Андреич явно не продумал повод для ареста и теперь был в замешательстве. Я тоже слегка растерялась. Спокойным оставался только Морель, хотя это мы его арестовывали, а не он нас. Сохраняя все ту же невозмутимость, он прикрыл дверь в коридор и повернулся к нам.
– Не приближайтесь, – предупредил его Коробейников, крепче сжимая рукоять оружия. – Я буду стрелять. Я предупреждаю.
– Извольте, – чуть улыбнулся Морель и, сняв свой цилиндр, небрежным жестом кинул его на кровать. – Я в вашей власти. У кого оружие в руках, тот хозяин положения.
С этими словами он сделал пару шагов к Коробейникову, остановившись так, что дуло револьвера упиралось ему прямо в грудь. А в следующую секунду произошло необъяснимое: одно почти незаметное движение – и револьвер из руки Антона Андреича перекочевал к Морелю. В отчаянии, понимая, что сейчас преступник выстрелит, я кинулась прямо на него в попытке дать Коробейникову пару секунд, чтобы завладеть снова своим оружием. Но Морель стряхнул меня с себя, как котенка, я отлетела к стене, кажется, ударилась головой, а потом все потемнело.

Я очнулась от того, что меня звал папин голос, и не сразу поняла, где, собственно, нахожусь, и что случилось. Голова гудела и болела, и соображать было трудно. Но в следующую минуту память вернулась, и я с ужасом поняла, что пока я лежала в обмороке, Морель, наверное, убил Антона Андреича и сбежал. Я быстро выпрямилась, оглядываясь, хотя взволнованный папа и пытался меня удержать, и тут же с облегчением увидела, как городовой помогает подняться вполне живому Коробейникову. А вот Мореля, разумеется, в комнате не было. Мы его все-таки упустили.
Папа, убедившись, что я жива, тут же принялся было меня отчитывать, но как-то не сильно, видимо, слишком он за меня волновался, чтобы по-настоящему рассердиться. А мне вдруг захотелось плакать от всего пережитого, а еще от обиды, что все это оказалось зря, да так, что удержаться я не смогла. Тут папа и вовсе прекратил меня бранить и даже пообещал ничего не говорить маме, если я дам слово больше так не делать. Я пообещала, конечно. А что не пообещать? Все равно Морель сбежал, и мне теперь его ни за что не найти!
Но, когда мы с папой вышли на улицу, я увидела, что далеко убийца не ушел. Городовой вел его в наручниках к экипажу. Следом шел какой-то незнакомый мне человек с усами, должно быть, тот самый Уваков, о котором говорил Коробейников, а с ним и Яков Платонович. Папа так торопился увезти меня домой, что я и словом не могла перемолвиться с господином следователем, лишь взглянула на него, пытаясь понять, сильно ли он сердит. Как мне показалось, очень сильно. А еще в свете фонаря мне почудилось вдруг, что он выглядит страшно усталым, даже бледным. Он ведь совсем не отдыхает! Наверное, не присел за целый день, да и обедал вряд ли. Может быть, поимка Мореля его хоть чуточку обрадует? Конечно, мы его упустили, но зато Яков Платонович справился. А благодаря той записке, он оказался на месте вовремя. Может быть, он это учтет хоть капельку и не будет злиться на меня слишком долго? Мне бы очень этого не хотелось, честное слово. Пусть уж и дальше надо мной смеется, только не сердится.

Папа сдержал слово и не рассказал маме о происшедшем в подробностях, так что обошлось без скандалов. Дяде я, конечно, рассказала все, как было. И он меня даже поругал, но тоже не слишком сильно. А потом почему-то сказал, что искренне сочувствует Штольману. И так и не объяснил, что имеет в виду. Только вздохнул и обнял меня. Вот всегда эти мужчины во всем солидарны! Где, спрашивается, справедливость? Почему дядя сочувствует ему, а не мне, ведь это меня по голове ударили!
Впрочем, совсем без последствий все же не обошлось. На следующий день папа за завтраком решил все-таки провести со мной воспитательную беседу.
– Анна, мы должны серьезно поговорить о том, что произошло вчера, – сказал он мрачно.
– Простите, я заставила вас волноваться, – поторопилась я принести извинения, но папа был не слишком-то расположен их слушать.
– «Простите» – это слишком просто, – строго заявил он. – Ты должна пообещать нам…
– Я обещаю, – поспешила заверить я, торопясь перебить отца, пока он в раздражении не сказал при маме того, чего ей знать не следует.
– Свежо предание, – отозвалась мама недовольно.
– Анна, пойми, это не шутки, – продолжал папа.
Но закончить ему, к счастью не удалось, потому что в комнату вошла Прасковья, принесшая для папы записку из полиции. Папа, прочитав ее, немедленно поднялся из-за стола:
– Прошу прощения, дела.
Мама подняла оставленную на столе записку, держа ее так, что я, скосив глаза, могла ознакомиться с содержанием. Послание, подписанное господином Штольманом. гласило, что папе надлежит явиться в управление, как адвокату семьи Елагиных. Похоже, мой разнос окончен. Папе сейчас точно не до меня будет, это ясно видно по маминому выражению лица.
– Ну, конечно, Елагина, – сказала мама, небрежно роняя записку на стол. – Уже и не до дочери, если Елагина.
– Я ее адвокат, – резко ответил папа. – Ты не забыла?
И не желая, видимо, длить препирательства, он быстро вышел. В столовой воцарилась напряженная тишина. Дядя сидел, опустив глаза в тарелку, будто бы и не слышал ничего, я тоже старалась держаться как можно незаметнее, чтобы никак не привлечь маминого внимания. Хорошо, конечно, что столь своевременно подоспевшее послание отвлекло от меня папин гнев, вот только мир нашего дома утрачен, и восстановится далеко не сразу. Мама излишней отходчивостью не страдает. Так что, покончив с завтраком поскорее, я оделась тихонечко и выскользнула из дома. Лучше я прогуляюсь, говорят, свежий воздух полезен после ударов по голове.

Никакой определенной цели у меня не было, так что я просто пошла по городу, но каким-то неведомым мне образом ноги сами понесли меня в сторону полицейского управления. Очень опрометчиво это было с их стороны: мне там сейчас точно не рады. А уж попасть под гнев Якова Платоновича и моего отца одновременно – и подумать страшно.
Но счастливый случай уберег меня от подобного. На полпути к управлению мне попался на глаза Антон Андреевич, тоже, кажется, бредущий по улице без определенной цели. Я окликнула его, и он мне очень обрадовался, живо интересуясь моим здоровьем. От него я и узнала, по какому поводу моего отца вызвали в полицию: оказывается, дело об убийстве студента закрыто не было, его убийца так и не был изобличен. Я почему-то думала, что его Морель убил, но Антон Андреич объяснил, что Морель всего лишь принудил несчастного молодого человека. Он ссудил его деньгами и потребовал за это убить кого-то в Затонске, но, судя по всему, жертва оказалась расторопной, и студент погиб. Я даже огорчилась этому рассказу: неужели я ошиблась, и студент на самом деле замышлял убийство? Странно, он совсем иным мне показался. А вот кого он должен был, по замыслу Мореля, убить, Коробейников не знал. Как я поняла, ему здорово досталось от строгого начальника, так что расспрашивать он не решился.
– Так, а почему вы не в участке, Антон Андреевич? – спросила я его. – Я так понимаю, там сегодня заключительный акт вчерашней трагедии?
– Да, там и без меня полный зал, – ответил Коробейников деланно-небрежно. – Аншлаг!
Он изо всех сил старался делать вид, будто нисколько не огорчен, но расстройства скрыть не сумел. Интересно, сам он пожертвовал любопытством, постаравшись убраться подальше от гнева Штольмана, или Яков Платонович выгнал его в наказание?
– К тому же, Штольман дал мне выходной, – добавил Антон Андреич, и я поняла, что это было все-таки возмездие за вчерашние наши приключения.
Страшное наказание, между прочим. И как это Коробейникову удастся заснуть, если он не узнает, чем закончилось дело? Я вот папу расспросить могу хотя бы. Ну, лучше, конечно, будет упросить дядю, чтобы он расспросил папу. Но это не важно, главное, что. я все узнаю, а вот Антону Андреичу, похоже, не удастся. Как жестоко!
– Анна Викторовна, – вдруг сказал Коробейников весьма огорченно, – Там вчера у Мореля я не то, чтобы струсил. Вы не подумайте!
Я поспешила отвернуться, чтобы не обидеть этого славного человека неуместной улыбкой. Я вовсе не собиралась над ним смеяться. Я ведь и сама вчера перепугалась до смерти. И вовсе не виноват милый Антон Андреич, что такой жуткий тип, как Морель, его перехитрил.  И вообще ни в чем он не виноват, а ведь и удар по голове получил, и разнос от Штольмана. И неизвестно еще, что страшнее. И даже окончание такого интересного дела увидеть не смог. И все из-за меня! А теперь он еще и расстраивается, что я дурно о нем подумаю. Нет, надо мне хоть как-то искупить свою вину. И полагаю, я знаю как.
– Антон Андреич, а пригласите меня куда-нибудь! – предложила я ему. – У вас же выходной сегодня.
И по открытому лицу Коробейникова, осветившемуся недоверчивой радостью, я поняла, что мое решение было абсолютно правильным. И что хоть часть того, что я натворила, мне все же удалось искупить.

Папа так мне ничего и не рассказал, и дядя разузнавать отказался, сказав, что пусть хоть любопытство будет мне наказанием. Наказание вышло суровым, я места себе не находила. Но идти в управление полиции, чтобы разузнать подробности, не решалась. Так что, промучившись три дня в неведении,  я снова отправилась в парк с тайной надеждой на встречу. Ну, должна же я была узнать конец истории, в которой принимала участие? Вдруг Яков Платонович захочет прогуляться, и у меня появится шанс его расспросить? Только поэтому я и хотела его увидеть, просто из любопытства, больше ни из-за чего иного, разумеется!
Яков Платонович пришел и даже, вопреки моим ожиданиям, был рад меня видеть. Совершенно точно рад, я не могла ошибиться! Он так мне улыбался, что я сразу поняла, что ему приятна наша встреча. И на душе сразу стало легче. Все эти дни я боялась, что Штольман рассердился на меня навсегда и больше не захочет со мной разговаривать, но он сделал вид, будто ничего не случилось, улыбнулся и пошел со мной рядом по аллее, как раньше. И даже без возражений рассказал, что же на самом деле случилось той ночью в лесу и почему.
Страшный это был рассказ, если честно. Этот Морель… Какой низкий и жуткий человек! Он представлялся мне каким-то пауком, опутывавшим людей паутиной долгов, отравлявший их своим ядом. Неужели такое чудовище в облике человека могло существовать? И ведь он не убивал сам, своими руками. Что, если суд его оправдает?
– А Морель в Петербург так и не доехал, – поведал вдруг Яков Платонович, будто прочитав мои мысли. – Бричку его нашли в полях, на обочине дороги. Ну, а в ней Морель и двое городовых, мертвы.
– Господи! – огорчилась я такому известию, несмотря на все предыдущие мои размышления. Мореля мне жалко точно не было, но вот то, что с ним убили городовых, очень меня расстроило. – А кто же их?
– Подозреваю кучера,  – пожал плечами Штольман. – Исчез бесследно. А, вот еще! – он достал из кармана сложенную газету и отдал мне. – Ребушинский написал статью про студента, который пошел на убийство ради денег для своей больной сестры.
Я пробежала статью глазами. Очень трогательная история, на самом деле. Но мне едва удавалось скрыть улыбку. Эта газета в его кармане – он ведь специально для меня ее припас! Значит, Яков Платонович тоже шел в парк, надеясь на встречу со мной. А ведь рассказывал, что просто случайно решил прогуляться. Правда, и я ведь… рассказывала тоже самое.
– Как он все это выведал? – спросила я, чтобы он не догадался, о чем я думаю.
– Не поленился, в Петербург съездил, – улыбнулся Яков Платонович. – Ну, и замучил там всех своими расспросами.
Мы снова пошли рядом по аллее, и мои мысли свернули на пережитую нами историю.
– А я вот все время думаю, – сказала я, продолжая размышлять о происшедшем, – а если бы мне пришлось выбирать, как бы я поступила на месте студента?
– Не стоит задаваться такими вопросами, Анна Викторовна, – усмехнулся Штольман.
Снова он со мной, как с ребенком! Неужели он не понимает, что это важно – знать ответы на такие вопросы? Вот он, к примеру, знает ответ?
– А Вы, Яков Платоныч? – спросила я его. – Пошли бы на преступление ради родного человека?
– Нет, – ответил он, даже не задумавшись. – Я полицейский.
Я аж рассмеялась, настолько это прозвучало… несерьезно, что ли. Не знаю, как объяснить, но мне кажется, ему просто еще не приходилось задумываться о таком. Хотя, вполне возможно, он просто снова пытается что-то от меня скрыть. Да, скорее всего, именно так и есть.
– Да Вы только так говорите, чтобы от меня отделаться, – сказала я, показывая, что вижу насквозь его уловки.

А в следующую минуту вдруг исчез парк внезапно. А я увидела себя лежащей на кровати, кажется, в своей комнате. Было очень душно, совсем нечем дышать. Отчего-то я совершенно ясно понимала, что умираю. И Яков Платонович тоже был здесь. Он стоял на коленях около моей кровати и держал меня за руку. И лицо у него было такое, будто бы это он умирал, а не я.

– Что с Вами? – привел меня в чувство знакомый голос.
Видение исчезло, и я снова оказалась в парке. А рядом со мной стоял мой сыщик и смотрел на меня с тревогой и волнением.
– Так! Призраки,  – улыбнулась я ему, спеша успокоить. – Игра воображения!
Я позже обдумаю увиденное. Обдумаю и постараюсь понять.
– И много их там? – со смехом спросил он, снова подстраиваясь под мой шаг.
– Да будет Вам, Яков Платоныч! – отмахнулась я, уже и не думая на него обижаться.
– Слишком Вы впечатлительны, Анна Викторовна, – менторским тоном заявил Штольман, но я уже видела, что он лишь хочет меня подразнить.
– А Вы так умеете все просто и убедительно объяснить, дорогой Яков Платоныч! – ответила я язвительно.
Было так хорошо идти рядом по аллее и шутить, и вместе смеяться, и просто болтать обо всем на свете. И не думать о том, что где-то люди убивают людей, что будущее неизвестно, что все мы умрем когда-нибудь. И вообще не думать о плохом. И о том, что мне привиделось, не думать тоже. Будет и будет, что ж теперь. Это еще не скоро, я точно знаю. А сейчас я иду рядом с замечательным человеком, смеюсь над его шутками, и мне очень хорошо, лучше и быть не может.

   
Следующая глава        Содержание

 
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)

Дорогие читатели, спасибо огромное за отзывы, за то, что читаете. У меня огромная просьба ко всем вам: помогите в ловле блох. Стараюсь, как могу, но у меня хронический цейтнот, и, боюсь, напропускала многое. Можно прямо тут или в личку. Я не обижусь и буду благодарна за помощь в любом случае.